А у одного из этой четверки дружок-однокурсник по комсомольской путевке в органы ушел работать. И где-то по пьянке мой аспирантик и поведал близкому другу, как они работают с суперсекретной московской фирмой. Дружок-то не зря комсомольскую путевку получал — тут же доложил по команде. Звездочки, они даром на погон не прыгают. И мерзкие же были последствия этой горячей дружбы!
От «преступной халатности» до «измены Родине» — вот такой диапазон славные чекисты на нас отрабатывали. Для меня со Стариком Державиным еще хорошо кончилось — всего лишь премии лишили, выговор в приказе. И еще в обязательном порядке в первомайских колоннах трудящихся демонстрировать преданность делу рабочих и крестьян. А также бумагу специфическую мне предложили написать — обязательство докладывать о подобных случаях и вообще обо всем интересном. Перед кем обязательство, я думаю, пояснять специально не стоит. Но это — строго индивидуально, про Старика Державина ничего не могу сказать, предлагали ему, нет ли.
Так вот, Волков персонально со мной работал. Пару недель спустя по окончании следствия зашел я к нему по собственной инициативе. Договор-то с меня никто не снимал. Прикинулся я этаким шлангом, спрашиваю, что мне делать, если из Ярославля приедут или позвонят? Он пальчиками по столу побарабанил, поглядел на меня ничего не выражающими цинковыми глазами:
— Они уже не позвонят. Никому.
Вот так-то! Подальше от этих служб держаться надо, как можно дальше. Урок этот я твердо усвоил. Но — страна специфическая. Рано или поздно, а все равно столкнешься.
Иду я к Волкову на прием на директорский этаж и лихорадочно думаю, зачем же я ему понадобился? С Ярославлем дело давно уже закончено… И вдруг как удар — карта, черт! Не иначе, кто-то из топографов заложил. Скопировал секретную карту, вынес с предприятия. Ну все, последствия печальны.
Секретарь у Волкова — молодой парень в строгом сером костюме, спортивного вида громила.
— Проходите.
Проходим. В кабинете сам Волков под портретом Феликса и двое помоложе, их не знаю, но по виду из того же ведомства.
— Присаживайтесь, Сергей Александрович. Знакомьтесь, это товарищ с Петровки.
Волков нас представил. С Петровки? Вот те на! Слава Богу, карта ни при чем.
— Скажите, Сергей Александрович, вам знакомы эти телефоны? — Товарищ капитан Уколкин протянул мне листок бумаги.
Знакомы мне номера, знакомы. Сверху мой служебный, внизу мой же домашний.
— Кому вы их давали в течение последних трех недель?
Ну мало ли кому? Десятка два человек наберется, сразу всех не вспомнишь.
— Ладно, уточним. Вот такая запись вам знакома?
Пачка сигарет «Столичные». На крышке оба телефона зеленым шариком записаны. Моего имени нет.
— Нет, не припомню.
— Ну, хорошо. А вот этого человека знаете? Две фотографии на столе. Девять на двенадцать. Портрет. Анфас и профиль. Знаю, конечно. Выражение лица только странное. Глаза широко раскрыты, слишком как-то широко. Удивленное такое выражение.
— Это Граф. То есть Александр Шереметьев, отчества не знаю.
— Граф — кличка? Из блатных? Имел судимости?
— Да нет. Впрочем, насчет судимостей не знаю, он не рассказывал. Работали вместе на Севере несколько лет назад. Я думаю, в кадрах Ботуобинской геофизической экспедиции в Мирном есть его анкетные данные. А что, собственно, случилось?
— Неприятная вещь случилась с вашим знакомым, неприятная. На перегоне Домодедово-Москва-Павелецкая, рядом с железнодорожным полотном, вчера был обнаружен труп мужчины. — Уколкин тронул указательным пальцем фотографию анфас. — При осмотре ничего не обнаружили — ни документов, ни денег. Ничего, что помогло бы установить личность. Кроме вот этой пачки сигарет с телефонами. Первый номер привел нас сюда.
— Скажите, Сергей Александрович, вы разговаривали с покойным о характере вашей работы? — Это уже Волков вступил.
— Нет, ни в какой форме!
Содержание невзрачного листочка с собственной подписью я помнил твердо. Волков удовлетворенно кивнул.
— Сергей Александрович, мы просим вас помочь следствию. Нужно провести опознание. Товарищ полковник подпишет вам увольнительную. Наша машина у главного подъезда. Собирайтесь, мы вас у выхода подождем.
— Сергей Александрович всегда ответственно относится к исполнению гражданского долга. — Волков внимательно посмотрел на меня. Встал. Все поднялись вслед за ним.