Такими скудными были сведения об этом знаменитом месте до начала раскопок Калверта. В то время по-прежнему удерживала свои позиции теория Трои в Бунарбаши.
После проведенных там в 1864 г. безрезультатных поисков Фрэнк Калверт обратился к Гиссарлыку. Эти места он знал с детства и приобрел у местного фермера поле, захватывающее северную часть холма. Начав раскопки в 1865 г., он сразу обнаружил остатки храма Афины и античной городской стены Лисимаха, снесенной позднее Шлиманом. Зацепив уровни бронзового века, Калверт понял — Гиссарлык имеет глубокое слоистое строение, и наносных пород местами накопилось до 40–50 футов.
Шлиман впервые посетил Троаду в августе 1868 г. Из писем Калверта мы знаем, что в то время Шлиман поддерживал теорию Лешевалье о Трое в Бунарбаши. Гиссарлык явно не произвел на него впечатления — вопреки его позднейшей выдумке. И только встретившись с Калвертом в Чанаккале на обратном пути в Константинополь, он узнал подробности о раскопках Калверта и его давнюю теорию о том, что Гиссарлык — искусственный курган с «руинами и обломками храмов и дворцов, наслаивавшихся друг на друга на протяжении столетий». Калверт убедил Шлимана, что именно здесь и стояла гомеровская Троя. Шлиман писал в своей первой книге, вышедшей на следующий год на французском языке: «После тщательного двукратного изучения троянской равнины я полностью согласился с доводами этого savant[6], что высокое плато Гиссарлыка и есть место нахождения древней Трои и что этот холм — место, где находился Пергам». На самом деле, Шлиман полностью обязан данной идеей Калверту, и письмо, посланное Калверту из Парижа в октябре того же года, доказывает, что Шлиман сохранил весьма смутные представления о том, как вообще выглядит Гиссарлык! Настолько его внимание было сосредоточено на Бунарбаши. Мимоходом он расспрашивал Калверта обо всем, начиная с того, почему тот считает, что холм искусственный, и кончая тем, какого образца шляпу лучше носить. «Следует ли мне взять с собой металлическую койку и подушку?» Позднее Шлиман будет отрицать инициативу и помощь Калверта, и в 1875 г. в письме в «Манчестер Гардиан» Калверт будет вынужден привести цитату из Шлимана: «Если бы кто-то еще предложил мне срыть холм за мой счет, я не стал бы его даже слушать!» Поэтому Калверт оказался только «прародителем» идеи — Шлиман не желал ни с кем делить славу.
Возникла проблема получения разрешения. Турецкое правительство все больше интересовалось сохранностью своих древностей, но умеющий убеждать Шлиман без особого труда получил фирман — разрешение на раскопки. Однако условия были сформулированы четко: половина находок пойдет в археологический музей Турции; развалины должны оставаться в том же состоянии, как выглядели на момент обнаружения, существующие строения не должны уничтожаться. И, наконец, Шлиман должен оплатить все расходы. Последнее условие было единственным, которое он выполнил. Как ему было отказаться от привычки быстро проворачивать дела и обманом добиваться цели! Многочисленные разрушения на раскопе и особенно кража найденных сокровищ вызвали в Турции долговременное недоверие и неприязнь к иностранным археологам.
Предварительные раскопки Шлиман начал в апреле 1870 г. и в течение 1871–1873 гг. провел три кампании с общей продолжительностью работ более 9 месяцев. Ежедневно на площадке трудилось от 80 до 160 рабочих. Хотя Калверт советовал рыть сеть небольших траншей, а не огромные котлованы, Шлиман повел через холм широкие траншеи, вынимая сотни тонн земли и камней, сметая более поздние постройки. Среди стен, исчезнувших навсегда, были участки известняковой городской стены Лисимаха и более поздняя стена из прекрасно обработанных известняковых блоков, которую Шлиман посчитал чересчур красивой для того, чтобы быть древней. На самом же деле, как мы теперь знаем, Шлиман невольно пробил часть стены, которая, возможно даже, была стеной гомеровской Трои.