- Да, надо про все, про это крепко подумать. Кто - то в селе доносит, но кто?-
- Две с половиной тыщи душ, поди дознайся….-
- Скоко веревочке не виться - конец будет, все одно вызнаю гада – Косых грохнул по столу кулаком.
- Ты у меня в доме по столу не стучи – рыкнул на него Никифоров – решили, через три дня выезжаем и чтоб об этом, даже жены не знали. Ты да я! Понял?-
- Понял - поднимаясь из - за стола, ответил Косых.
- Чо родне про Семена - то сказать?-
- А то и скажи, что угодья объезжали, в зимовье пришлые пригрелись. Турнуть их решили, а те стрельбу открыли, вот Сенька и нарвался на пулю.-
- Помочь с похоронами надоть –
- Поможем, то дело святое, завтра сам заеду к его старикам, благо неженатый - сирот не оставил -….
Через три дня у старых завалов, ураган, пронесшийся когда то по этим местам, уложил сотни вековых деревьев в плотную стену, перекрывшую, как мост, реку, Сметанин поджидал своих. Бывалый охотник, он выследил ту из старательских ватаг, что организовали засаду у зимовья. Они далеко ушли, без тропы, почти не оставляя следов, но они не были потомственными таежниками, такими как тот, что их искал. Несколько часов, находясь совсем рядом, он внимательно наблюдал, как они работали. А работали они слаженно и азартно. Один таскал из небольшого шурфа песок и ссыпал в кучу. Другой большой лопатой кидал из этой кучи в диковинное сооружение, куда хитроумным способом из сделанной запруды поступала вода. Что - то вроде большой бочки, дырявой как решето, укрепленной на стояках под наклоном, которую как колодезный ворот вращали непрерывно двое и длинный желоб по которому с водой скатывалась песчаная масса, вытекающая из этой бочки. Крупные куски камней и галечник ссыпался из нее на сторону. Не смотря на тучи мошки, они работали по пояс раздетые. Лишь головы и лица были обвязаны платками. Загорелые крепкие тела лоснились от пота, терпкий запах дегтя издалека дал знать охотнику о том, что он на верном пути. Единственное, что удерживало его около них так долго, это - то, что он не был уверен - тех ли он нашел? Лиц видно не было, а работали они молча, объясняясь жестами и взглядами. Только к полудню, когда солнце в зените стало нестерпимо жалить своими лучами обнаженные тела, они остановились и ушли в тень разлапистой ели, у основания которой был устроен из еловых ветвей небольшой балаган. Тут же на костре готовили пищу.
- Порфирий, сходи в землянку, соли принеси, кончилась - услышал Сметанин голос одного из них.
- Щас! Ослобоню брюхо и схожу! Задолбала уже эта каша, говорил надо было стрелить и коня у этих разбойников! –
Сметанин и по голосам уже понял, что это именно те, кто был на той поляне. Он проследил за ушедшим – тот привел его к недалеко расположенному старательскому стану. – Вот здеся, мы вас голубчики и накроем!-
Эта ночь стала последней для старателей, Никифоров не пощадил никого. Ворвавшись ночью в землянку, стреляли вслепую по нарам, спящих. Не ждали их, к горю своему, золотишники. Забрав, из уже знакомого сундучка намытое золото, не дожидаясь утра, возвращались в село. Ехали медленно по ручью. Молчали. Кони спотыкались на валунах, то и дело упирались в стволы поваленных деревьев.
- Стоп, здеся до рассвета переждем – распорядился Никифоров, поворачивая коня на берег.
- Надо было, кого живым приволочь! Выведать, кто на нас клепает!- сказал Косых, когда пламя костра осветило поляну и лица устроившихся на отдых подручных.
- Доставай – ка чарки из мешка, закусим мужики, помянем Семена Карева, этим варначьем убиенного. Мы в долгу не остались, другим наука будет – супротив нас пришлым голову поднимать! – оставив без внимания слова Косых, сказал Никифоров.
Хмурились мужики, принимая чарки из рук Косых. Пили горькую, поминая Семена, а на душе тошно было, то не медведя в берлоге валили. Души человечьи губили. Но водка пронеслась горячим по жилам, залила угрызения и смуту в душе. Загорелись глаза, когда при свете пламени замерцал в струе золотой песок. Ровно половину отмерил Никифоров на дележ, долю Семена Карева из своей половины выделил – то родителям его в споможение!
– Справедливо - рассудили мужики и второй тост подняли за своего хозяина.
Однако, как не пытался Косых к осени, не пошли больше в набег на старателей. У каждого объявилось столько причин к отказу, что и придраться не к чему и заставить нельзя. Степан Сметанин, который ездил вместе с Косых, хитро улыбаясь, заметил – Не пойдут они больше старателей зорить с тобой, головой рисковать не будут ради Никифорова кошеля. Тогда пошли, знать не думали, что ты кровь пустишь. Потом пошли за Сеньку отомстить. Теперь не пойдут.-
- Так крест же целовали! Клялись!-
- Крест целовали, верно. Но одно дело заставить варначье пришлое добычей делиться, а другое воевать на живот с ними. Головы под пули подставлять ради чего? Чтоб потом с оглядкой в своей тайге ходить. Побили мы энтих, да на поляне тогда их втрое больше было, прознают все одно, рано или поздно! Мы то у них как на ладони были, а вот кто они мы не ведаем, потому от каждого старателя, что из тайги пойдет можно нож под ребро получить и знать не будешь, кого опасаться. Повременить надо. Куда они денутся, все одно свое возьмем! Не мытьем, так катаньем!-
- Со мной к Никифорову пойдешь, надо его убедить, что с другого конца заходить надо-
- Добро-
К вечеру они уже сидели на скамье в коридоре конторы при складах Никифорова и ждали хозяина принимавшего отчеты у приказчиков.
Никифоров узнав об отказе подручных, стукнул кулаком по столу.
– Сделай людям добро! Ну …. я им …-
- Не горячись Иван Авдеич, силком на такое дело люди не пойдут. Охотники они, на зверя пойдут, а на людей нет. Грех на душу брать больше не хотят.-
- Каких людей? Варначье прожженное, рожи каторжные прут из тайги нашей золото, охотничьи угодья пустошат, баб их под кусты таскают, а им грех их за это в стойло поставить? По хорошему не пойдут, заставлю! –
- Не заставишь Иван Авдеич!- вмешался в разговор Сметанин. – А и заставишь толка не будет, в таком деле из - под палки негоже! Надоть, что - б сами пришли к тебе и под твою руку попросились, а ты бы им простил, но уж теперь за отказ или язык пусть животом отвечают!-
- Они - ж отказались, как их заставить самих придти?-
- Есть мыслишка у меня, разозлить их надо! Так разозлить, чтоб кидались на старателя, как на зверя лютого!-
- Понял я вас, дело говорите, а получится?-
- Не сумлевайся Иван Авдеич, мы все продумали, под самый дых ударим, а на пришлых подумают! Сами к тебе придут! Время дай!-
В ту осень многие охотничьи зимовья ограблены были, а многие пожжены. Косых со Сметаниним свое дело сполнили умело и хитро. Охота да рыбный промысел кормили большинство ангарцев. Каково было негодование охотника когда он, зайдя по осени в свои угодья видел что его зимовье ограблено, ни припасов, ни снастей охотничьих из поколение в поколение передаваемых, а то и пепелище на месте избушки! И опытным глазом определял он, чьих это рук дело! И закипала ненависть и злоба в людских сердцах! Один раз только промашка у них вышла. Прикрывая дела Косых, Никифоров отправил его якобы в Пашинские луга, посмотреть места для косьбы пригодные. Там его уже поджидал Степан, лодкой перейдя Ангару в обрат, вышли они ниже спускавшегося к реке, как драконова спина скалистого быка, что Гребнем зовут. Там в защищенном с севера просторном логу были дальние угодья Кулакова Василия, разорить которые и намеревались они. В момент, когда Косых поджег избушку из тайги к зимовью и вышел Василий.
- Что же это вы творите …- только и успел он крикнуть, сбрасывая с плеча поклажу, как пуля Сметанина прошила его грудь.
- Вот, дъявол его сюда принес! Плохо дело, но…-
- Хорошо, что он уже не сможет ничего рассказать! Знаешь, что было бы, если бы он нас выследил! – переворачивая бездыханное тело, жестко ответил Косых.
- Я потому и стрелил –
- Его нужно убрать отсель, пуля твоя у него в груди –
- В реку, быстрее, вдруг он не один –
- Если не один был, уже ясно бы было.-
Зимовье уже занялось и дым стал стелиться по логу поднимаясь в сопку. Косых бросил на тропе порванную старательскую рукавицу и они потащили тело убитого вниз к раскинувшейся в этом месте широко и просторно реке.