— Дядь Семен, ты чё там, пошли, все готово, поспешать надо, делов-то много.
Семен оглянулся, увидел Федора и, широко улыбаясь, распрямился во весь рост. В его руках была деревянная, лопнувшая в нескольких местах, черная от старости посудина, больше похожая на лопату без рукоятки.
— Поди сюда, глянь! — крикнул он.
Федор спустился к ручью.
— Чё там?
— Гляди! — Семен протянул ему посудину. На самом ее дне среди небольшой горстки песка с водой проблескивали желтые песчинки.
— Что это? Нетто золотой песок? — не веря своим глазам, спросил Федор.
— Точно, Федька, это золото! Ручеек-то золотой, во как! — тихо, но с азартом сказал Семен.
— Вот те на, совсем рядом. Нетто правда золото?!
— Оно, оно, Федька, самому не верится. Таку даль ходили, а оно вот, под боком, прям рядом, далеко мы от села?
— Да верст пять-шесть, не боле.
— Это, Федь, хорошо и плохо. Этот ручеек теперь беречь надо, чтоб ни одна душа живая не проведала про него! Кто зимовья этого хозяин? Не наведается, часом?
— Да брошенное оно, сколько себя помню. Охотился, отец сказывал, тут ране дед Мотыга, да давно это было. Зверь перевелся, он и ушел дале, а избушка, вишь, в землю уже вросла.
— Все бы так, то ладно бы было!
Выбираясь из ручья, Семен ухватился за протянутую руку Федора. Федор легко выдернул его на крутой в этом месте берег.
«Силен парень», — подумал Семен, направляясь к зимовью.
— Однако кто-то здесь был, кто-то этот лоток здесь оставил, — указывая на деревянную посудину, сказал Семен, когда они, уже расположившись у костра, ели. — Это струмент специальный, как он сюда попасть мог?
— А где ты его нашел?
— Дак на бережку ручья, у дерева поваленного, в корневище.
— Может, его водой принесло откуда? По весне? Весной этот ручеек в речку превращается, не перейдешь.
— А где его начало?
— Кто знает? Впадает в Карнаев ручей, а где зачинается, не ведаю, не ходил по нему.
— Может, и принесло водой, лоток-то давно сделан, не так, как сейчас.
— Гадать не будем, надо избушку ладить, а то сожрут ночью звери лютые, — отмахиваясь от надоедливых комаров, сказал Федор, поднимаясь.
Дотемна они затыкали мхом и берестой дыры и прорехи в избушке, благо и того и другого было вдоволь. Семен нарубил еловых лап и что-то плел из них. Федор, смекнув, помогал, и вскоре они улеглись на душистые и пружинящие под тяжестью тела постели.
— Ловко у тебя, дядя Семен, это получилось.
— Первое дело в тайге у старателя — на земле не спать. А еловая лапа — лучший материал для матраса. Зимой и летом пушистая. Правильно сплети — и хоть на снег, хоть на каменья ложись, тепло из тела земля не заберет.
На скорую руку сложенный очаг еще не обогрел зимовья, и сырость выступала на бревнах бурыми каплями. Дым, медленно выходя через дверной проем, застилал все, оставляя только три вершка от пола, на котором они спали. Щипало глаза, першило в горле, но зато не было комаров.
— Ничё, завтра день топить буду, просохнет, да дверь наладим, во жизня будет, песня, да, Федь? — устраиваясь поудобнее, раны сильно беспокоили его, сказал Семен.
— Поутру пойду в село. Разбой домой вернулся, а я нет, мать суматоху поднять может. Медведь коло села озорует, надо пораньше вернуться. Еды возьму, кое-что из припасов и вернусь.
— Кайло у тебя есть?
— Нету, но знаю, где взять.
— Найди, Федь, без кайла мы тут ничё не сможем проверить, и пару лопат.
— Неужто здесь можно золота намыть?
— Посмотрим, как фарт пойдет. Бывало, неделю лопатишь — и ничего, а иной раз копнул — и вот оно, окаянное. Фарт, Федор, в старательской жизни — главный козырь! Сколь тебя не будет?
— Вечером завтра и буду.
— Хорошо, а чё скажешь своим?
— А чё говорить, я сам себе хозяин, надо в тайгу, и все, — повернувшись на бок, ответил Федор.
Он закрыл глаза, но сон не шел. То про Анюту думалось, то про своих домашних. Как он матери скажет, что в самую пору сенокосную ему, все бросив, в тайгу надо? Хозяин-то он сам себе хозяин, токо какой хозяин вот так свое хозяйство на бабьи руки бросит. Не управятся без него, ох не управятся! Тяжело вздохнув, он перевернулся на другой бок.
— Не спишь?
— Не, не спится что-то. А сколько сможем добыть, ежели сейчас возьмемся и до конца лета работать? Я без отдыха согласный, пока ты подлечишься, токо показывай, чё делать.
Семен, выслушав столь наполненную желанием речь, улыбнувшись, спросил: