— Глянь, Фенька! Откель такой, милай?
— Поди за невестой приехал, не нашенский! — услышал он за своей спиной звонкий девичий голос и взрыв хохота.
Повернувшись, увидел группу девчат, среди которых, раскрасневшись от смеха, смуглая глазастая девка с наигранным сожалением произнесла:
— Тю, да ен еще совсем малой, поди еще и женилка-то не выросла!
— А ты проверь, — нашелся Андрей и шагнул к девке.
— Ух ты, какой смелый! Ну-ну, на речке встретимся и проверю…
И стайка девок, закатившись озорным смехом, вспорхнув, растворилась в разноцветной толпе.
Один за другим на берегу загорались костры. Небо темнело на глазах, зажигая миллиарды звезд, как будто и там, в небесах, кто-то праздновал этот великий праздник предков. Костры все ярче освещали берег, па котором все больше и больше собиралось народу, бесконечно длинные, замысловатые хороводы вовлекали всех приближавшихся и уже не отпускали, заражая весельем и смехом и какой-то колдовской силой свободы и праздника. Когда можно было все, когда братья отходили от своих сестер, оставляя их одних, когда молодые пары, взявшись за руки, прямо в круге целовались, открыто, на глазах у всех выказывая свои симпатии. Когда в танце или пляске можно было прижать к себе молодку и пошалить руками, не рискуя за это битым быть. Натянув покрепче на голову картуз, Андрей тоже влился в толпу. Крепкие руки подхватили его и понесли в хороводе меж костров, и то ли показалось Андрею, то ли впрямь она, но та же девка прижалась к нему на миг в «ручейке» и отскочила, только звонкий шепот остался в голове: «Приходь к оврагу, в ольшаник! Как купальня начнется!» И он, забыв обо всем, о том, что он сын дворянский и негоже ему с холопками вязаться, о том, что его наверняка уже ждет отец, о том, что… все это отлетело из головы и только одно стучало и в сердце, и в висках — она его позвала. Зачем — он знал! Кто она, какова? — не имело для него абсолютно никакого значения. Его, как мужчину, в первый раз позвала женщина! Правда, он, кружась в стремительном вихре разноцветных платьев и сарафанов, возбужденных весельем и хмельным квасом парней и девок, вспоминал и, с ужасом для себя, не мог вспомнить ее лица. Как же он узнает ее там, у оврага, да еще в темноте? Не передумает ли она? Может, просто пошутила? Эти мысли не выходили у него из головы, и он торопил время. Скорее бы прогорали эти костры.
Вскоре костры, будто по его просьбе, стали проседать, выбрасывая в небо миллионы искр, которые устремлялись, как всем казалось, к самим звездам, соединяя этот земной и грешный мир с тем, огромным и зовущим. Река, полноводная, тихо несущая темные ночные воды, заждалась. Она то полыхала маревом, отражая пламя костров, то вспыхивала искрами, то словно живое зеркало мерцала звездным небом. Вот над просевшими, но еще ярко горящими кострами первые смельчаки взмыли в прыжках и, пролетев над ними, под общий восторг и похвалы, сбивали с себя искры и пепел, а вместе с ними беды, очищаясь огнем. Теперь можно омыть и тело. Хороводы, распавшись на цепочки, потекли через костры, прыгали через огонь все, парни и девушки. Андрей, разбежавшись, сильно оттолкнулся ногами и прыгнул. Он пролетел над костром и, приземлившись, пробежал по инерции еще несколько метров, покинув, таким образом, освещенное костром пространство Отсюда все уходили к реке Спускались по отлогому берегу парами, взявшись за руки, обнявшись, шли и поодиночке под нескончаемую пес-шо, плывущую над берегами. Андрей направился к овражку, который приметил еще посветлу, там в Угру впадал небольшой ручей, там в темном и густом ольшанике и ждала его та девица. Она тихо окликнула его сразу, как только он подошел к обрыву.