Выбрать главу

Беглецы были окружены стадом изгоев и туго связаны веревкой.

Красный жрец-манекен произнес:

— У нас нет государства, нет религии, нет работы, нет социальных выплат, мы не платим за коммуналку.

Изгои хором выдали звук радости:

— Ага-а, — над стадом образовалось красное облако.

— Нет семьи, нет мужчин и нет женщин, мы не люди.

— Люди немы! — красное облако увеличилось.

— Почему? — спросил Красный жрец-манекен и тут же сам ответил на свой вопрос: — Потому что мы ни с кем себя не идентифицируем.

— Но вы же идентифицируете себя с теми, кто себя не с кем ни идентифицирует, — вяло возразил почтальон.

— Р-рррр, — свирепо зарычало стадо изгоев.

— Она стукнула меня по голове лопатой, — Свинорыл показал на девочку глазки-лучики.

— Р-ррр.

— А, он первый меня ударил, — защищал девочку почтальон.

— Разве можно бить лопатой по голове того, кто тебя первый ударил? — обратился Красный жрец к стаду.

— Р-рррр, — облако налилось алым цветом.

— Он взял мое письмо, — продолжал почтальон переводить стрелки на Свинорыла.

— Разве можно бить лопатой по голове того, кто взял у тебя письмо?

— Р-ррр.

— Что делать нам с теми, кто бьет нас лопатой по голове?

— Сжечь, испечь, печь, — облако полыхало красным пламенем над головами изгоев. Они воткнули в песок жердь, к ней привязали почтальона и девочку глаза-лучики, оросили бензинчиком, Свинорыл поджог спичку.

— Стойте! — дунул на спичку почтальон. — Я знаю, где золото Улавы.

— Не говори им, — из последних сил произнесла девочка глаза-лучики и потеряла сознание.

— Говори где? — Свинорыл, потряс перед лицом почтальона коробком со спичками.

— В Улаве. За стеной.

— Он лжет, — поспешил возразить Красный жрец, ему не хотелось выпускать стадо изгоев за забор.

— Я не обманываю, посмотрите у меня в кармане.

Свинорыл вывернул карманы почтальона, нашел золотой гульдин и чтобы все видели, поднял его вверх.

Возникла пауза, стадо изгоев любовалось золотом.

— Ломай стену! — скомандовал Варяхаря.

Стадо схватило изгоя по имени Бревно и начало раскачивать, — и-и-и раз…

— Не пущу! — Красный жрец-манекен преградил Бревну путь, — это стена Авалу, ее нельзя долбить.

— Не индефицируйте Авалу со стеной, ломайте! — подзуживал почтальон.

— Красный нам лжет! — кричал Варяхаря.

Стадо качнуло Бревно и вместе с Красным жрецом-манекеном пробило потайную дверь. — Вперед, за золотом!

— В красном облаке ярости стадо изгоев вбежало в стену.

Свинорыл остался, он подошел к шесту, отвязал девочку глаза-лучики, взвалил ее себе на плечи, — мне за девчонку больше заплатят чем за письмо. Это тебе, — он показал золотой гульдин и суну почтальону в карман. — Подождите, избавлюсь от свиного рыла, я вам всем гайки позакручиваю, — он поджог спичку, бросил ее на дрова, вспыхнул огонь.

— В след за изгоями Свинорыл с девочкой на шее вошел в стену Авалу.

* * *

Ясный безоблачный день, с моря дул свежий ветер. Как обычно Уе-Ейцы молились Улаве. Над племенем мирно плавало облако, наполненное оранжевым экстазом. Никто не ожидал, что из ниоткуда появится все стадо изгоев во главе с Варяхарей. Безумные они налетели на индейцев, затеялась свара. Изгои били Уе-Ейцов, Уе-Ейцы били изгоев. Красное облако смешалось с оранжевым. Глаза Улавы вращались в разные стороны, смешивали красное и оранжевое облако, встали и втянули в себя красно-оранжевый замес. Идол подождал, пока дойдет, потом голова его взорвалась в пыль, а туловище раскололась пополам.

Из половинок посыпались золотые гульдены, изгои заорали:

— Золото! — со звериным рыком они кинулись собирать монеты. — Мое, не трошь! — дрались они за каждый гульдин и совали его себе в карман, или за пазуху, или за щеку, проглатывали.

Для Уе-Ейцов золото было священным, оно принадлежало Улове, его не то чтобы нельзя было глотать; смотреть на золото было грехом. — Оскорбление! — кричали они и были по-своему правы.

В это время в пустыне перед стеной Авалу, в костре, где был привязан почтальон, огонь разгорался все сильней, все ярче. Почтальон потерял надежду на спасение и запел:

— Поклонюсь Тебе раз

Дай мне силу и экстаз,

Поклонюсь два и три,

Улава меня спаси.

Почтальон не знал, что Улавы больше нет, поэтому молитву повторял искренне.

О, чудо, в голубом безоблачном небе появилась точка, она быстро приближалась и превратилась в тутулет, — "Хурба", — обрадовался почтальон, но из кабины пилота высунулась голова Синей барменши.