Исходя из краха золотого стандарта и возникновения клиринговой системы международной торговли, автор без малейших колебаний ставит вообще крест на мировом хозяйстве как таковом. Развитие мирового хозяйства – это, по мнению автора, пройдённый этап, обусловленный «либеральным порядком» и присущим последнему автоматизмом. При «новом порядке» не будет места либерализму и автоматизму. Тем самым потеряют свое решающее значение вопросы мировых хозяйственных торговых связей. Центральное место в хозяйственной жизни человечества займут «обширные хозяйственные образования из граничащих друг с другом стран и групп стран, которые экономически взаимно дополняют друг друга и политически зависят друг от друга». Эти «образования» независимы ни от мирового хозяйства, ни от конъюнктуры. В этих «образованиях» «раскрытие всех хозяйственных возможностей соответствует согласованным интересам участников».
Несмотря на некоторую туманность описания этих «обширных образований» и на стыдливую характеристику той взаимной политической зависимости, которая существует между странами, входящими в эти «образования», для читателя сразу ясно, что речь идет не о ряде образований, а об одном, живая модель которого очень четко дана во взаимоотношениях Германии и оккупированных ею стран.
Повернув назад колесо истории и покончив одним ударом с проблемой единства мирового хозяйства, автор мимоходом подчеркивает то огромное значение, которое рейхсмарка будто бы имела до войны как валюта, сохранившая свой паритет среди общего обесценивания валют, и тот авторитет, которым рейхсмарка будто бы пользовалась как «многостороннее покупательное средство». Затем автор уже с большей уверенностью останавливается на той «абсолютной стабильности» и том «интернациональном значении», которыми марка пользуется в условиях войны.
Нужно обладать медным лбом фашистского фальсификатора науки, чтобы говорить об абсолютной стабильности марки. Тем не менее, чтобы доказать полную пригодность марки для роли руководящей валюты в том «обширном образовании», во главе которого фашистская Германия надеялась стоять по окончании войны и под которым на первых порах подразумевалась по меньшей мере вся Европа, автор вслед за упразднением мирового хозяйства и влияния конъюнктуры принужден упразднить важнейшее свойство денег, а именно их всеобщую обмениваемость, возможность купить при их помощи все предлагаемые для продажи товары. Автор признает, что при «либеральном» порядке деньги действительно были всеобщим покупательным средством. Руководящая валюта тогда действительно должна была обладать тремя свойствами: стабильностью, интернациональным признанием и способностью покупать все предлагаемые для продажи товары. Но одно дело «либеральный порядок», а другое дело «новый порядок», т. те. порядок фашистский. По отношению к первым двум свойствам денег у автора хватило наглости уверять, что рейхсмарка ими обладает в достаточной степени. В отношении третьего свойства автор почувствовал, что дело никак не выйдет. Нельзя же в самом деле уверять, что можно сейчас и можно будет после войны получать за марку как таковую с такой же легкостью товар, скажем, в нью–йоркском магазине, с какой оккупанты получали в магазинах Брюсселя или Амстердама. Опыт показывает обратное. Даже в оккупированных странах товары не шли навстречу марке, как они шли бы, например, навстречу золоту или доллару, а, наоборот, всячески избегали встречи с маркой. Автор чувствует, что так было бы и в дальнейшем в случае победы фашистской агрессии. Он чувствует, что внутри того царства узаконенного грабежа, которым должно было бы явиться фашистское «обширное образование», товары не пойдут добровольно в обмен на рейхсмарки или на придатки фашистской валюты в виде обесцененных валют порабощенных стран. Товары придется гнать на встречу с «деньгами» силой, подобно тому как фашисты собирались гнать силой на свои случные пункты женщин для встречи с «чисторасовыми» производителями. С «третьим свойством» денег дело никак не выходит при анализе степени пригодности рейхсмарки для роли руководящей валюты. Автору остается только объявить, что свойство денег как всеобщего покупательного средства потеряло свое значение, что для руководящей валюты оно не существенно.
«Способность какой–либо валюты покупать везде и все была в полном объеме дана только в рамках либерального порядка. Здесь единственным регулятором была цена. В хозяйстве, руководимом государством, деньги не обладают этим исключительным преимуществом ни внутри страны, ни вне ее. Всякое управление хозяйственным процессом имеет своим следствием то, что хозяйственные события происходят не так, как они происходили бы при чистом рыночном автоматизме, и постольку это означает ограничение способности денег распоряжаться благами (Dispositionsfahigkeit des Geldes). To же самое верно и по отношению групп стран между собой. Пока они не объединились для общей хозяйственной политики, товарообмен между ними не может быть вполне свободным. Следовательно, от регулирования оборота могут возникнуть ограничения свободной покупательной силы».