Наверное, и на обратном пути мне следовало примкнуть к какому-нибудь обозу, следовавшему по Сверендерскому тракту в сторону столицы, но обстоятельства, обстоятельства…
Миновав городскую окраину, я пустил Ворона легкой рысью, наиболее экономичным и комфортабельным в данной ситуации аллюром.
Имперский тракт, крытый каменными плитами, то и дело нырял в тень от растущих по краям деревьев, среди которых изредка попадались такие родные березы. Их было мало, и назывались они совсем по-другому, но один их вид вызывал в памяти воспоминания о далекой родине.
Так уж случилось, что я родился на берегу самого курортного моря страны. Затем меня, еще совсем маленького, увезли во глубину сибирских руд. Отец был романтиком, да и время было такое.
И самое мое первое детское воспоминание связано со стуком колес на стыках рельсов и мелькающими за окном вагона пейзажами нашей необъятной родины.
Другое, что я запомнил из раннего детства, был жуткий мороз, под шестьдесят градусов, как выяснилось уже потом, когда немного повзрослел. Меня не выпускали на улицу, и я развлекал себя тем, что оттаивал глазок на замерзшем стекле. Через него было видно, как мужик в расстегнутом полушубке, надетом на голое тело, и без шапки, скручивал железный трос, укладывая его на свой трактор. У каждого они свои, первые детские воспоминания.
Потом я немного подрос, и мы переехали в большой город, в теплую светлую квартиру, где по утрам зимой не надо было пробивать кружкой лед в ведре с водой. Мама почему-то увидела во мне великого скрипача, чуть ли не Паганини, и отдала в музыкальную школу по классу скрипки. Отец больше заботился о физическом воспитании и отвел меня в спортивную секцию. Причем выбрал достаточно экзотический вид спорта – фехтование.
Затем, когда я подрос и мнение родителей перестало быть решающим фактором, скрипку сменила гитара, а фехтование – бокс. Все крутые парни в нашем дворе умели бренчать на гитаре и хорошо драться, именно они имели наибольший успех у девчонок. Так что мой выбор был осознанным…
Потом я умудрился получить образование, которое перестало быть нужным сразу же после того, как отработал по специальности положенное число лет. А потом меня изрядно помотало по свету… В конце концов я пришел к выводу, что лучше умереть от скуки, чем от приключений. Другое дело, что приключения ищут меня сами и находят довольно успешно.
День уже близился к полудню, и мне все чаще приходила в голову мысль, что не мешало бы подкрепиться парочкой захваченных в дорогу чудных, запеченных в печи цыплят, когда мое внимание привлекли выстрелы, раздавшиеся совсем близко, сразу за поворотом дороги.
В этом мире огнестрельное оружие уже давно завоевало прочные позиции. Ружья и пистолеты имели кремневые замки ударного типа, но попадались еще и колесцовые. Я тоже имел на вооружении пистолет в седельной кобуре, но отношения у меня с ним были довольно сложные. Слишком уж к другому оружию я привык.
Направив рывком поводьев коня в густой подлесок, я осторожно приблизился, ориентируясь на шум продолжавшейся схватки.
Вообще-то места здесь относительно спокойные, это не окраины Империи, но нарваться на неприятность можно где угодно, это уж как повезет.
Между тем звуки боя нарастали. Снова хлопнул выстрел, потом раздались чей-то протяжный вой, проклятия, звон металла и короткий вскрик. Наконец в просвете деревьев я увидел следующую картину. Сразу за поворотом дорога устремлялась под уклон, к небольшой речушке с перекинутым через нее добротным каменным мостом. Возле него все и происходило.
С первого взгляда можно было понять, что здесь случилось нападение на карету, отмеченную гербом. Сам герб оттуда, где я находился, разобрать было невозможно, но что не имперский, это однозначно. У того уж очень характерные очертания, захочешь – не спутаешь. Так же как ни с кем не спутаешь разбойников – слишком колоритные личности, таких через пару веков в театрах играть будут, тщательно гримируясь.
К тому моменту как я подъехал, все уже закончилось победой напавших на карету разбойников. Что и немудрено: бандитов было как минимум в два раза больше. Возле кареты, запряженной четверкой лошадей гнедой масти, лежали два трупа. Одно тело принадлежало мужчине в годах с обнаженной шпагой в руке. Другое – юноше, совсем мальчишке. Чуть поодаль имелось еще два, по всей вероятности, это были слуги, сопровождающие карету.