— Ну раз ты знаешь все признаки созревания шелкопряда, значит, тебя больше ничто не задерживает здесь, тебе надо просто вернуться в дом и ждать, когда наступит эта последняя стадия цикла развития.
Габриэль вспыхнула до корней волос — муж запрещал ей появляться на шелководческой ферме! Ее глаза предвещали грозу.
— Ты хочешь обречь меня на смертельную скуку?
Эмиль сдержал себя, решив быть терпеливым до конца. Случаи, когда он давал волю своему гневу, были, к счастью, очень редки, и после подобных вспышек он чувствовал себя в течение нескольких последующих дней совершенно больным и разбитым. Эмиль готовился к трудностям, подстерегающим его в браке, поскольку с первой же встречи с Габриэль понял, что она обладает живым характером, любознательностью, чувством собственного достоинства и такой независимостью, которая испугала бы более робкого мужчину. Но несмотря на все настоящие недоразумения, он любил ее сейчас как никогда страстно и преданно и проклинал себя за суровую необходимость настаивать на своем ради ее собственного благополучия и во имя своей чести.
— Ты можешь найти себе множество более достойных занятий. Сейчас самое время нанести несколько ответных визитов тем гостям, которых мы недавно принимали. Ведь к нам в гости приезжали не только Жюль и Элен.
Габриэль сразу же вспомнила о той жгучей ревности, с которой ее супруг относился именно к этим двум самым близким ей людям. После их отъезда у них в доме перебывало множество гостей, и Эмиль вел себя с ними совсем иначе. Наверное, это происходило из-за того, что все эти люди были до Сих пор не знакомы Габриэль, и у нее с ними не возникало долгих оживленных разговоров о временах, предшествовавших ее замужеству. Кроме того, она старательно избегала намека на флирт.
— Я предлагаю устроить званый ужин, — произнесла она сдержанным тоном, — нанять музыкантов и потанцевать на лужайке перед домом.
— Грандиозная идея! — воскликнул Эмиль с преувеличенной радостью, никак не вязавшейся с тем тоном, которым было сделано это предложение. Затем он обнял ее за плечи, предпочитая не замечать, как она съежилась и окаменела от его прикосновения, и сказал голосом, в котором звучала нежность:
— Думаешь, я не знаю, почему ты тратишь столько энергии на этой ферме? Ты пытаешься таким образом заглушить тоску по Лиону, по городской жизни — понимая это, я не возражал против твоих занятий на ферме вплоть до сегодняшнего дня. Однако пришло время, когда ты должна, наконец, посвятить всю себя предназначенной тебе в жизни роли.
Душу Габриэль захлестнуло отчаяние, лицо ее омрачилось: все ее слова не имели для него никакого значения! Ей не помогли даже попытки быть уступчивой и идти ему по возможности навстречу. Вырвавшись из его объятий, она раздраженно передернула плечами и горячо заговорила:
— Всю мою жизнь мужчины стараются отбить у меня охоту заниматься шелком! Всеми моими знаниями и умениями я обязана только себе, своей воле, своим усилиям. В детстве я задабривала ткачей разными подарками — своими шарфиками, шалями, туфлями, украшениями, полученными мной на день рождения, а часто просто гостинцами, украденными на кухне отцовского дома. И это для того, чтобы они научили меня ткацкому ремеслу. Когда же я подросла и сравнялась по мастерству с лучшими из них, они позволяли мне работать на своих ткацких станках, радуясь, что имеют возможность передохнуть. В качестве вознаграждения они посвящали меня в секреты узорного ткачества, обучая его тонкостям. Мечтой же всей моей жизни было то, что однажды мой отец проявит ко мне снисхождение и разрешит вместе с Анри управлять делами Торгового Дома.