— В таком случае, сами отыщите этот черепок. Это моя тайна, и я не собираюсь с вами ею делиться.
Но ее уловка не помогла. Взгляд Николя был все так же прикован к ней.
— Вы, наверное, чувствуете себя здесь оторванной от городской жизни и скучаете в этой глуши по Лиону?
— Все бывает, — выдавила она из себя, хотя у нее на языке уже вертелось признание в том, как скучна стала ее жизнь, когда Эмиль лишил ее возможности работать на шелководческой ферме. Однако Габриэль вовремя взяла себя в руки. Ее недовольство запретом мужа не имело ничего общего с ее отношением к жизни в сельской местности, которую она по-своему ценила. — Здесь очень мило. Из каждого окна открываются чудесные виды на бескрайние просторы, — и видя, что его бровь от удивления поползла вверх, она закончила со смехом: — Ну, хорошо. Все равно когда-нибудь я должна сделать это признание. Я скучаю прежде всего по тому, что называется центром шелководческого производства.
Николя улыбнулся ей в ответ. Разговор их принимал серьезный оборот, и оба чувствовали это. Их улыбки свидетельствовали о полном взаимопонимании.
— Подобное признание редко можно услышать из уст женщины. Женщины обычно скучают по светским развлечениям, веселой компании, в которой можно услышать последние сплетни, скучают по модным портнихам и модисткам и всему такому прочему. Но ведь вы, Габриэль, совсем не похожи на тех женщин, которых я встречал прежде.
При звуке своего имени — в первый раз сорвавшемся с уст Николя — Габриэль слегка повернула голову в сторону дома и стала ловить его огни, мерцающие за стволами деревьев. Отсюда были еле различимы плавно скользящие силуэты танцующих на террасе и лужайке гостей. Ветер задул почти все фонарики, висящие на деревьях; погас и тот, который горел перед ними, и теперь они были окутаны почти непроницаемым мраком. Завитки выбившихся из-под золотой сеточки волос овевали лицо Габриэль.
— Правда? — прошептала она чуть слышно.
— Если бы можно было поворотить время вспять, то в тот день, когда мы встретились, я бы не отпустил вас…
Габриэль не стала притворно возмущаться и требовать, чтобы он впредь не говорил о подобных вещах, потому что терпеть не могла ханжества и верила в искренность слов Николя.
— Вы ничего не могли бы изменить. Я обещала Эмилю стать его женой. Так что не мучайте себя напрасными сожалениями: что бы вы ни сказали, что бы ни сделали, это не имело бы никакого значения.
— Ну тогда я вечно буду сожалеть о том, что не вернулся в Лион много раньше, когда у меня был хоть какой-то шанс…
Габриэль вновь взглянула ему в глаза. У их отношений не было прошлого, не могло у них быть и будущего. Какие бы чувства она ни испытывала к молодому человеку, эти чувства следовало подавить в себе. Их сегодняшнее свидание скоро закончится, и ей надо будет вычеркнуть его из своей жизни.
— Я счастлива, что мы встретились сегодня, — призналась она, — пусть даже это будет наша последняя встреча. Я постараюсь сделать так, чтобы в будущем наши пути не пересекались.
Николя вплотную приблизился к ней и пристально сверху вниз вгляделся в ее глаза.
— Неужели вы так боитесь того, что существует между нами?
— Между нами не существует ничего такого, что повлекло бы за собой неизбежные последствия. Поэтому я хочу, чтобы каждый из нас жил своей собственной жизнью.
— Вы же знаете, что я приехал сюда только для того, чтобы видеть вас.
— Тогда давайте прекратим этот бесполезный разговор о потерянных возможностях и несбыточных мечтах.
Внезапно небо у них над головой расколол ослепительный зигзаг молнии. Яркая вспышка высветила на мгновение их лица из мрака, в глазах с очевидной ясностью были написаны те чувства, которые каждый из них испытывал сейчас. Казалось, последние сомнения оставили обоих. Непреодолимая сила толкнула их в объятия друг друга; и когда земля содрогнулась от оглушительного раската грома, ударившего прямо над ними, Николя приник в жадном поцелуе к губам Габриэль. Она обвила его шею руками и с такой же неукротимой страстностью ответила на его ласку. Казалось, они были готовы скорее задушить друг друга или выпить до дна и упасть бездыханными на землю, но не размыкать больше никогда своих объятий. Габриэль знала теперь, что была рождена именно ради этого единственного мгновения полного безоглядного счастья, именно для этого единственного на земле человека.
Вслед за громовыми раскатами хлынул дождь, крупные дождевые капли торопливой барабанной дробью застучали по земле, зашуршали в листьях деревьев, загасив последние фонарики. Николя и Габриэль, казалось, не замечали начавшегося ливня, они замерли в темноте, слившись в одно цело мимо них бежали застигнутые дождем гости, искавшие убежище под густыми кронами высоких деревьев. И только, когда кто-то промчался совсем рядом с ними, чуть не задев их, они разомкнули, наконец, объятия, отступив на шаг друг от друга, не в силах перевести дыхание. Габриэль с ужасом осознала, что если бы Николя в момент исступления увлек ее на землю, она бы не сопротивлялась, а только еще крепче обняла бы его. Однако чувство, которое они разожгли в душе друг друга, было больше, чем томление плоти, и осознание этого ошеломило Николя так же, как и саму Габриэль. Они все еще стояли, не обращая никакого внимания на дождь, струйки которого стекали по намокшим, прилипшим ко лбу прядям волос Николя. Влажное платье Габриэль плотно облегало ее тело, которое ясно вырисовывались сквозь тонкую полупрозрачную ткань.