— Заседают! Молодцы! — кивнул Васильев. — А у нас тут, товарищи, предложение. Насчет того же щита. Чтобы после ледохода не ломать его ломами, чтобы не впустую две тысячи кубов… поставим его на салазки или на этакие колесики… а железные лапы по бокам, конечно, заварим. А как беда минует, отрежем сваркой лапки… и откатим щит ласково, под руки, как пьяную сваху со свадьбы… — Он достал записную книжку, потер пальцем обложку, снимая грязь. — Я тут прикинул. Он нам потом пригодится — в стену здания ГЭС вмуруем, кривизна в левом крыле будет точно такая, как у него. И дело, и экономия! Ничего? Шурупим? — Васильев шел вдоль стола, пожимая всем руки, за ним — Григорий Иванович. — Особый привет Александру Михайловичу…
Титов, скривившись, как от зубной боли, вскочил.
— Медведь меня разорви — я же заказал Ленинград!..
(Не хватает нескольких страниц. Приписка на полях: А может быть, все равно я идеализирую Валерку?! Может, и не мучился он совестью, потому что… (Недописано.)
Туровский прыгнул в автобус, покатил в котлован.
Хрустов сегодня вел сварку, Леха и Борис (он погибнет позже) принимали бетон на соседнем пятачке, Марина и Татьяна стояли в стороне. Девицы были в рабочих ватниках, но у них на головах красовались — у Татьяны щегольская меховая кепочка (и где купила? Небось, заграничного производства!), а у Марины — шерстяная шапочка в три цветных слоя: красный, зеленый, белый. Но это они сейчас будут вибраторами-граблями помогать парням. Алексей Бойцов отсутствовал.
Поймав растерянный взгляд Валерия, Хрустов понял его по-своему:
— Наш Пушкин в редакцию приглашен, пишут приветствие — на Первое мая ожидается приезд то ли генерального секретаря, то ли еще кого. — Поднял палец, как Маланин. — Это хорошо. Можно что-то выцыганить для стройки, верно, старичок?
Толком не слушая его, Туровский растерянно взялся за пуговку на груди левиного полушубка.
— Хруст, можно я с Мариной переговорю? Минут пять.
— Конечно. Марина, — зычным голосом окликнул девушку Лев. — Поговорите с Валерием… он хороший человек.
Марина удивлено глянула на своего кумира.
— Вы разрешаете? — спросила тонюсеньким голоском.
— Да. Даже приказываю. Потом нагоните в работе. Идите.
— Правда, что ли? — пугалась Марина, глядя то на него, то на Валерия.
Татьяна усмехнулась и толкнула ее к Туровскому.
— Топай! — Она была бы рада, конечно, если бы Марина вообще тут не мешалась под ногами, сверкая глазищами в строну Хрустова. — Даже можешь совсем в его бригаду перейти.
Хрустов услышал, щелкнул пальцами.
— Кстати, идея! Отдаю, как полонянку в рабство. А ты мне, Валера, пару парней…
— Почему пару? — Туровский все-таки был серьезный человек. — Одного на одну.
— Нет, — басил Хрустов, то опуская щиток на глаза, то вскидывая. — Такая красивая девушка. Можешь дать парней некрасивых.
Марина вдруг задышала носом, обиделась.
— Вы что меня, как… а вот никуда не пойду! Пусть Таня идет!
— И пойду, — согласилась мигом Татьяна. — Валерочка, возьмешь меня?
— Можно, — отвечал Туровский, продолжая глядеть на Марину.
— Ну уж нет, — проворчал Хрустов. — Не устраивайте базара. Иди, Марина. А вы, Таня, принесите мне анкерных прутьев.
— Они тяжелые.
— Тогда воды попить парням.
— Я боюсь по лесенкам лазить. Да еще с водой в бидоне.
— А на сердце моем стоять не страшно? На адском пламени… — И мигом, не дожидаясь от Тани явно язвительного ответа, который напрашивался, судя по ее усмешке, опустил щиток и включил звезду сварки.
Марина постояла, жалобно глядя на героя, затем кивнула своим мыслям и последовала за Валерием. Он первый, она за ним, молча спустились по длинным лестницам с бетонного небоскреба на грешную землю. Валерий закурил и стоял, кусая губы. Марина исподлобья, как ребенок на взрослого, смотрела на него.
— Что вы хотели сказать? — спросила она.
— Марина… я… — Туровский нагнулся, слепил из снега шарик и сжал его, чтобы через руку остудить душу. — Марина. Я ничего не хочу говорить про наших общих друзей… они очень хорошие… но я не о дружбе… Станьте моей женой.
— Женой?.. — удивилась Марина и отступила на шаг, как будто для того, чтобы лучше разглядеть Туровского. В яркой желтой японской куртке, в мохнатой шапке-ушанке, он сам сейчас был похож на мальчишку. — Но я же Леве обещала.