Может, правда, за Бойцова замуж выйти — и уехать на Ангару? Он хороший, честный, очень добрый. Очень похож на будущего дедушку. Как раз перед тем, как увидеть Хрустова на костылях, Таня встретила его на автобусной остановке в котловане. То ли они парни друг за дружкой ходят, следят, то ли у судьбы такие совпадения.
— Тань, — хмуро позвал из вечерних сумерек Бойцов.
— Че, фокусник? — тут же узнала его Таня. Автобуса не было.
— Избегаешь?
Мимо шли парни из бригады — Серега и Леха-пропеллер. Наверое, поэтому Таня, подражая сестре, нарочно громко ответила:
— Как же избегаю?! Петушок мой краснокрылый? Вот же я! Можешь поцеловать, — и показала пальцем на щеку. — вот сюда! Или сюда. — Нажала пальчиком в другую щеку. И чего играла с огнем, балда библиотечная? — Ну?
Бойцов стоял, не шевелясь.
Парни прошли, Таня мягко сказала:
— Ну, прочти стишок.
— Нет, — ответил Алексей.
— Почему?!
— Не по правде все это, — хмуро ответил Бойцов. — Я же вижу.
Таня разозлилась.
— А чё ты еще видишь? Ты чё, рентгеном работаешь? Чё пристал? Привез дуру-девку — и проходу не даешь?! Никого я не люблю! Отстань! — снова мимо шли парни из бригады Хрустова — Борис и еще один — в красной куртке, он махнул рукой Алексею, тот не ответил, трагически вскинул одну бровь выше другой и так стоял. — Ну, хочешь — целуй! — Она снова ткнула пальцем в стынущую от мороза щеку. — Боишься?!
Бойцов потупился.
— Тань… ну чё ты?.. — И вдруг словно гвоздик к магниту, потянулся к ней.
— Дурак, что ли?! — Таня отвернулась, прикусив губу. Разогнала ладошкой запах табака перед собой. — Шуток не понимает! Господи, за что же мне так не везет?.. — Ей стало горько и не до игры в кошки-мышки с Алешей. Она закрыла варежкой нос. Плакать сильно было нельзя — ресницы на морозе отломятся. И все равно она плакала. В груди было темно.
— Танечка… Ты плачешь? Танюша?.. — Бойцов ходил вокруг нее, вздыхая и растерянно хлопая руками по бокам, не зная, что придумать. — Тань… а ты в детстве прыгала со скакалкой?
— Чё?
— В детстве со скакалкой прыгала?
— Ну, прыгала…
— Я почему спрашиваю. Однажды наши девчонки прыгали… это еще в детстве было… я подошел сзади, нос вытянул, стою. Это они ловко! И меня вдруг ка-ак зацепят по носу бечевкой — снизу вверх! Вот и стал на всю жизнь курносый, посмотри.
Таня, кривясь от стыда и слез, пытаясь улыбнуться, смотрела на Алексея. «Чего тебе от меня надо? Любишь, что ли?»
— Никакой не курносый… глупый ты, Леша! Ничего не понимаешь…
— Конечно, — обиделся мгновенно Бойцов. Черная мохнатая бровь еще выше вскинулась. — Куда мне понять, с моим неполным образованием. Гегеля не читал. Зато мои стихи в «Комсомолке» напечатали. А одно не напечатали, а оно лучшее.
— Какое?
Ну и так далее. Видно, не актуально.
Они помолчали. Таня шмыгала носом, ковыряла сапогом снег.
— Таня… — тихо шепнул Алексей. — Он тебя обманул. Перед всеми, можно сказать, высмеял. Поехали на Ангару, а? — Таня не отвечала. — Я тебе товарищем буду. В обиду не дам. А если влюбишься в кого… ну, йелки, сватом буду!
Таня печально вздохнула.
— Что ты, Лешенька… куда-а? — Она посмотрела на него ласково. — И так уж забралась. Это, наверное, у чёрта на куличках?
— Да рядом! На козе можно доскакать! Столько же от твоего дома, тыща километров… только на восток!
Таня медленно покачала головой. Она сама не знала, почему не хочет уехать. Разницы нет, где жить без любви, без радости. Правда, здесь мучает двусмысленное ее положение: все на ГЭС знают, как она появилась с чемоданами, искала знаменитого строителя Хрустова… «Из гордости не уеду! Выстою! Только Верка бы душу не бередила… Ах, зачем она-то приехала?!»
Шли дни, бригада Хрустова лепила щит на тридцать седьмой секции, Хрустов и Таня демонстративно были друг с другом на «вы». А в поселке при встрече лоб в лоб даже и не здоровались. Таня где-то вычитала стихи и повторяла их ночью про себя, ожесточенно вызывая перед глазами образ Левушки: