Васильев раскинул длинные руки и обнял за плечи обоих молодых своих друзей, с грустной улыбкой заглянул в лицо Хрустову:
— У тебя есть слова? Я тоже все понимаю, а сказать вот так не могу.
— А я могу! — отрезал Хрустов. Он, видимо, обиделся на Туровского, за его самонадеянность и жестокость. — Валера — демагог! И вообще, штаб — пережиток смутного времени авралов и неурядиц! Его функция — устранение бессмысленных простоев. А на стройке с грамотным инженерным и бригадирским составом их не должно быть. Я бы на вашем месте упразднил штаб. Прямо сейчас. Тем более, что Валера без особого желания вернулся.
— А что?! — ухмыльнулся Васильев. — Как, Валерий Ильич?
Черный от усталости и тоски по нежной Марине Туровский ничего не ответил. Всё шуточки! Нет уж. Он отсел на свое рабочее место — и такое совпадение — вдали вспыхнули сотни лампочек. А вот и белые мощные лучи прожекторов налились, взяли крест накрест плотину. И, наконец, здесь, в штабе загудели, загорелись люминесцентные трубки.
Хрустов кивнул и убежал.
— Ты ничего? Вытянешь ночь? — как будто не было никакого странного разговора, тихо спросил у Туровского Васильев и, натянув мохнатую кепку, тоже ушел в сумрак, располосованный светом…
(Отсутствует несколько листов — Р.С.)
…почти в полном составе (остались даже те, кто отработал днем), но без девушек — сегодня опасно! — сидели на плечах своего бетонного чудовища, соединившего два столба плотины. Рядом замер мертвый, отключенный от электричества кран УЗТМ. А справа и слева — гиганты КБГС. А на верху, метрах в семи, совсем близко, наросла зеленая ледовая гряда, льдины наползали одна на другую, с рокотом и мокрым плеском переворачивались, тасовались, как карты, и вдребезги расшибались о край «гребенки». Часть шуги уходила вниз, в донные отверстия, в те, что ближе к правому берегу, а возле хрустовского щита гора вздымалась и осыпалась, поблескивая во тьме, — здесь плотина не пропускала воду. Порой мерещилось, что вот именно сейчас вся эта необозримая армада воды, торосов, речных айсбергов двинется на людей, на плотину — и перемахнет ее… и только те, кто стоят на скалах по берегам — взрывники, туннельщики — останутся в живых… Иногда по этому скрежещущему полю словно судорога пробегала, выгибая длинные льдины величиной со стадион и вдруг выбрасывая вверх ледяной куб размером с дом…
Серега Никонов, поднявшись наверх и подойдя к самому краю, зажигал спички и бросал вниз — и ему казалось с каждым разом, что огненная черта короче. Надо бы всем уходить отсюда, пока не поздно. Вода быстро поднимается. А может, обман зрения? Может быть, спички отсырели?
Правда же, сидеть тут, загнав самих себя в западню? Но парни словно испытывали себя. В конце концов, если на самом деле начнется что-то ужасное, должны успеть сбежать хотя бы за бетонные столбы. Их-то уж, поди, река не повалит? Это как 12-этажный дом повалить. Парни курили и смотрели, как на западе гасло небо, как стали сизыми и лиловыми сопки, как умерла тонкая алая кайма на горизонте — словно спиралька электрической плитки лопнула. Под шум ветра и грохот парни громко переговаривались, даже анекдоты травили:
— Это мы, пиджа’ки, был ответ из шкафа… — и все равно напряженно ожидали чего-то необычайного, может быть, жуткого. Не зря же так долго и с такими предосторожностями к этим дням готовилась стройка.
— Руки гудят, — отозвался Серега. — Как трансформатор, ага.
— Я думал, сирены будут выть… народ сгонят на берега смотреть, — усмехнулся Леха-пропеллер. — Динамики врубят.
— Врубят еще, погоди, — отозвался важным баском Хрустов. — Всякому овощу свое время.
— А никого нет. Кроме нас и монтажников.
— А в котловане, — кивнул Серега за спину.
— Ну, в котловане. Если что, и они уйдут.
— Если что — и уйдем, ага?
— Повторяю, нам ничего не будет, — пробасил Хрустов. — Эта бетонная гора рассчитана выдержать удар атомной бомбы, понятно? Я, кстати, на заочный, на второй курс собираюсь поступить, сопромат учу. А ты, Серьга, думаешь учиться или нет?
Серега опустил голову.
— После армии… А что? Сдам за десятый — примут.
— Слышь, Серый, а чего ты с Ладой связался? — Леха огорченно чесал космы на затылке. — И не Лада она, а Лида, все же знают. Вот уйдешь в армию, вернешься через два года. Тебе двадцать один, а ей… прибавь как минимум пять. Ей замуж надо. С ней тут один уже переспал.