И в эту минуту вошел Васильев. От него несло холодом, как от открытой двери или открытого окна. Он снял папаху, дубленку и, потирая малиновые ладони, прошел в комнату. Лицо, как всегда, невозмутимое, в изгибах рта даже некая ирония, словно ему только что рассказали нечто смешное, и не бог весть как смешно, но все ж таки забавно.
— Добрый вечер, — сказал он Ане. — Как это у Некрасова… не у этого, а у того. «Мороз-воевода дозором обходит владенья свои…» Гуляю.
Аня видела его близко всего второй или третий раз, заволновалась, подвинула стул.
— Садитесь, пожалуйста! Или вы стоя? Чаю? Или сначала водочки?
Туровский сердито оборвал ее, улыбаясь Васильеву, не отрывая от него глаз:
— Он не пьет! Ты что?!
— Отчего же, — нараспев отозвался Альберт Алексеевич — Ты не пей, тебе нельзя, ты руководитель, рукой водитель. А мы с Аней… вас же Аня зовут?.. мы с Анечкой трахнем по маленькой для сугрева. Так, Аня?
Валерий растерянно смотрел, как Аня наливает ему и садится рядом, близоруко уставившись на смуглого спокойного мужчину. Туровский сбросил полушубок.
— Мне бы сейчас лучше — чистого бензину! — улыбнулся Васильев. — Извините за бедный юмор. — И неожиданно — Валерию. — ЕСЛИ лед — почему? Думал?
Как же не думал? Только об этом и думает Валерий весь день. Но Васильев при Ане спрашивает об этом, не надо бы. Еще не поймет чего девушка — раззвонит. С другой стороны, не хочется выглядеть при ней не знающим чего-то, неуверенным, все-таки именно Туровский сегодня — правая рука Васильева.
— Я полагаю деревья, топляки затащило, — пробормотал Валерий, чертя ногтем на скатерти крест-накрест вставшие деревья перед отверстиями плотины. — Вот так их примкнуло, лед крошится у края плотины, трется… шуги набило… наросла пробка… Вода не успевает проходить через другие, свободные «дырки».
(Сбоку, красным фломастером: КОМУ ЭТО СЕГОДНЯ ИНТРЕСНО??? ЛЕВКА, ТЫ ГЛУХОЙ БЕТХОВЕН! — Л.Х.)
— Выпьем, красавица, — грустно сказал Васильев Ане. — Замучил тебя начштаба? Пельмени, наверное, ему варишь? Это же надо каждый пельмень слепить! Ай-яй-яй! — И тут же обратился к Валерию. — Как может забить отверстия такого диаметра? Сам знаешь, два паровоза можно поставить друг на дружку. Ну, одну дырку завалило… две… А уровень растет — будто все перекрыты.
Аня, кажется, наконец поняла. Сидела напуганная, открыв рот. Зря он все-таки при ней. «Может, камни накатило? — подумал Валерий. — От насыпной косы Титова камни накатило?» Он высказал вслух и этот вариант. Васильев скептически скривился.
— Может быть. Возможно, ты и прав. Зинтат — бешеная река, что ей стоит покатить по дну пару-другую негабаритов тонн по двадцать-тридцать? А может, разгадка куда проще, такая, что завтра за голову схватимся.
Валерий тягостно кивнул. Васильев хотел глянуть на часы — запястье было пусто.
— Завтра бурим по всей длине плотины. И… добровольцев надо, Валерий, добровольцев, жать на людей не будем, жать вообще на людей не нужно, верно? — Он снова улыбнулся Ане, как старый ловелас. Наверное, завтра Аня у себя в Стройлаборатории будет рассказывать, какой у них замечательный шеф. — Устала, девочка? Зима в Сибири — это ой-ёй-ёй! Хочешь в Болгарию? Путевку достану. Привезешь три помидора — себе, мне и… ему. Ну, ладно. — Васильев неожиданно поднялся, поцеловал ее, нахлобучил папаху, накинул дубленку и пошел к двери. — Рахмат. Мне пора.
Валерий суетливо вскочил. Это было так непонятно — человек не попил чаю, не пригубил водки, уходит в лютую стужу. Дома у него — никого, жена далеко — в Москве. Куда же и зачем он?!
— Даже не согрелись, — укоризненно бросила вслед Аня.
— Спасибо, спасибо! — Альберт Алексеевич, обернувшись, блеснул улыбкой. — Гегель-то что говорил? То-то.
Дверь закрылась.
— Фантастика, — пробормотал Валерий. — Не понимаю. Человек, у которого раньше каждая минута была расписана… ходит вот так…
«Растерялся??? И сейчас, в эти дни, самый момент нанести ему удар в спину? Я не дам врагам Васильева сделать это! Не позволю!»
Аня загадочно повела глазами:
— Здесь с женщиной связано… шерше ля фам.
— Да иди ты! — Туровский почему-то все более злился на нее. — При чем тут женщина? При чем тут вообще женщины! У человека великая биография! Великая цель! А это все — сор…
Аня обиделась, начала убирать со стола.
— Да я сам!
— Нет уж!..
Валерий надел полушубок и сел, надувшись, в углу. Все-таки плохо топят, батареи еле живы.
— Ну, я пошла, — доложила девушка, охлестнув ремешком шубейку. Она стояла на пороге и смотрела на Туровского. «Попросить ее остаться? Нет, нельзя».