— Дядь Вань, не спишь? — Серега, усиленно звякая, размешивал сахар ложечкой в кружке. — А че они все над ней смеются? Она не шалашовка, хоть и официантка. Просто несчастная, дядь Вань, девчонка.
— Ну и ладно, — пробурчал Иван Петрович — Хочешь дружить — дружи.
— Дядь Вань, — Серега подсел на кровать к Климову. — Расскажи какую-нибудь страшную историю. Тогда я ее покорю. А то не верит, что я бывалый.
«Снова то же самое!» Парни вокруг, наконец, укладывались спать, а у Климова болела печень, он чувствовал ее, как зашитый большой гриб, и боль была такая, словно с краешку этот гриб кто-то зубами пробует.
— Комсомольские взносы заплатил? — спросил Иван Петрович.
— Заплатил.
Леха-пропеллер хрюкнул от смеха, Борис загоготал. «И чего смеются, дурни?» А Хрустов, как Левитан в микрофон, пробасил:
— Наш наставник, наш комсорг на общественных началах! Скинь маску, дядь Вань, спой лучше «На Дерибасовской открылася пивная».
Иван Петрович покосился на парнишку с козлиной бородкой и, лишь зная незлобливость Левы, не стал перед сном говорить что-нибудь резкое. Еще и сам разволнуешься, а завтра — на работу.
— Дядь Вань, — обрадовался идее Серега. — Правда, спой, а? Такой вечер, Васильев нас в кореша записал! Или расскажи чего-нибудь!
Климов нашарил рядом на табуретке с выжженными лупой всякими буквами сигареты и спички, закурил и добродушно пробурчал:
— Мальчишки вы, мальчишки… Ладно. Слухайте вот. Мне родя один подарил байку… — И чтобы лучше слушали, добавил. — На Сахалине. Значит, как было дело. Будто в древние времена царевич жил, а пахан его дуба дал, а мамаша замуж похиляла… пошла за братана того пахана. А царевич мозгами поплыл, да-а… и сон видит: будто спит пахан, а дядька ему в ухо расплавленного свинца! Идет царевич, кричит: «Пасть порву! пp-ротокольная морда!..»
Хрустов от восторга ногами засучил в постели:
— Ой, ой-ой! дядь Вань, да это ж — «Гамлет»! Пьеса есть у Шекспира. Во всех театрах идет. О-ой!..
Заскрипели на топчанах, заржали Борис и Леха. И Серега тоже, виновато краснея, залился мальчишеским смехом. Иван Петрович невозмутимо переждал смех, погасил окурок.
— Нарочно я. Вас проверить хотел, приятно ж вам, грамотным, над неграмотным посмеяться. Сами просили блатное… — И резко глянул на Серегу. — Спать! Раз уж так полюбили своего начальника, работайте завтра — чтобы все охренели… — Климов, кажется, впервые при парнях очень длинно выругался, добавив пять или шесть синонимов в слову «охренели».