Маланин стоял, пунцовый, то ли что-то сказать не решился, то ли нечего было говорить. Надел на шапку каску.
— Если мне позволят, — вдруг буркнул Климов.
— Что такое? — начштаба словно что кислое проглотил. — Может быть, товарищи, нас ждет некое покаяние?
В это время к нему подскочил московский журналист с фотоаппаратами на груди, они стали довольно громко переговариваться. Иван Петрович, играя желваками скул, ждал. Валерий, почувствовав перебор в своей игре, оглянулся:
— Ну, давайте, давайте… вам разрешают.
— А это вам лично я хотел сказать пару слов, — с нажимом ответил Климов. — Вам, Валерий Ильич. Я думал, вы… извинитесь передо мной. Если действительно ратуете за правду. За истину.
— Ого! Это интересно! — отозвался за Туровского Володя Маланин. И как бы от себя растерянно пробормотал. — Ты чего это, дядь Вань?.. Не надо бы тут…
— Понимаю, козел для отпущения. Что, дескать, — одним грехом больше, одним меньше. А я не трогал этого молодого человека. Слышь, Вася, — не поворачиваясь к трактористу, сказал Климов, — когда-нибудь будешь умирать, вспомнишь — поздно будет! Это святотатство — врать своим собратьям по вере.
— Чья бы мычала… — донеслось из толпы. — «Химик» несчастный.
— Скажи, что, от меня пахло, когда я с тобой разговаривал? — не стал отвлекаться Климов.
— Конечно! Сивухой несло! — с вызовом ответил Васька-вампир и засмеялся. И некоторые вокруг тоже засмеялись.
— А вот и нет, — тихо и горестно возразил Климов. И продолжал, до бешенства раздражая медленностью своей речи многих, кому хотелось быстрее пообедать. — Помнишь, я сказал — пойду, позвоню дорожникам, помнишь?
— П-помню… — Васька-вампир не почувствовал тут ловушки.
— И я пошел в Строительную лабораторию. Там телефон. И дежурила подруга товарища Туровского, Аня. Я снял шапку, сел рядом и позвонил. Валерий Ильич, спросите у вашей подруги — пахло от меня водкой или нет? Я думаю, у нее нюх тоньше, чем у этого… человека.
Валерий страшно смутился. Ему вовсе не хотелось что-то перерешивать. Тем более, расспрашивать Аню о каком-то пьянице и бродяге.
— Хватит! — отрезал он, бледнея. — Расходимся!
Иван Петрович поправил шапку с каской и вразвалку пошел прочь от этой компании. Молодые люди вослед что-то кричали, смеялись.
«А ведь еще недавно Валерка был неплохой парень. Как быстро власть меняет людей».
Отворачиваясь от всех, отдирая рукавицей злые слезы, словно гвоздики, от ресниц, Климов пробыл до конца свою смену, горестно полагая, что теперь ни о какой водолазной работе и речи быть не может. Но к концу дня по радио в котловане объявили:
— Передаем список добровольцев… Головешкин, Ильханов, Климов…
В списке была и его фамилия.
Недоумевая, он поехал в общежитие. Долго сидел на общей кухне, курил, готовя на электроплите для своих парней-гуляк ужин. Он не знал того, что Туровский никак не связывает Климова, который в списке, с Иваном Петровичем. Климова в список предложил сам Васильев — уж, наверное, он не будет предлагать человека с пятном в биографии? А если и предложит — это его дело. Туровский подчинится без всяких эмоций. У него гора своих забот…
Иван Петрович горевал один в сумерках под желтой лампочкой в 45 ватт, яичница давно остыла, когда прибежал и сунулся к нему Серега:
— Дядь Вань, не тоскуй!
— Пошел вон! — рыкнул Климов. — Шушера трусливая! Сами за себя постоять не можете… Брысь!
Он спал и не спал эту ночь. На следующее утро собрался было пойти на сбор водолазов — в комнату стукнулся Майнашев и, не глядя в глаза, сказал, что велели передать: сбор отменили. Ясно — насчет Климова передумали. Но почему же снова, несколько раз в общем списке из двенадцати человек повторили по радио его фамилию? Видно, по халатности.
Иван Петрович за эти дни осунулся. Обстриг ножницами бороду. Купил белую нейлоновую рубаху и надел на работу, под свитер, выпустив воротник — если Нина появился в котловане, увидит, как он ходит, специально расстегнув полушубок, что ему жарко. Но Нина больше не появлялась.
Иван Петрович точно захворал. Тоска охватила его. Тело болело полосами, как бывает, если поспишь на камнях. Люди, даже самые сильные, всегда были впечатлительны к равнодушию окружающих и к одиночеству…
БЕРЕГИСЬ ПОВОРОТА!
НЕ СТОЙ ПОД СТРЕЛОЙ!
ПОКОРИМ ЗИНТАТ! (старый, уже истрепавшийся лозунг — Л.Х.)