— В бригаде всё прекрасно! Я им накрутил хвоста!.. Чао! — Быстро подхватил чемоданы Тани и побежал, кивая ей, — подходил автобус. Они с Таней переехали мост, вышли в поселке. Хрустову будто бы захотелось закурить. Он прикуривал и сам задувал спичку в руках. «Куда идти?! Что делать?! Господи, надоумь! Я понимаю, тебя нет, но есть же что-то, нечто, некто, кто хохочет сейчас в небесах, глядя на этот нелепый спектакль… Ах, Бойцов! дурень! Кто тебя просил?! Там этот поезд проходит ночью. Так он отстал от поезда, потащился искать библиотеку?! И она тоже — дура дурой! Вытаращила голубые глаза и поехала. Ну и девушки нынче пошли! Вон еще одна тащится!»
Навстречу топала в кирзовых сапогах Маша Узбекова. Грубоватое лицо ее было сосредоточенно. Увидев Хрустова с незнакомой красавицей, Маша оцепенела, рябинки на щеках выступили, словно ее крупой осыпали. Лева подмигнул боевой подруге, еще не зная, что скажет, но уже надеясь, что Маша-то его и выручит, верная, простая Машка.
— Привет, товарищ Узбекова! — И Хрустов весело пояснил Тане. — Одна из лучших наших работниц в Стройлаборатории. Как живете, товарищ Узбекова? А ты, Тань, записывай.
Маша растерянно пробормотала:
— В свете решений… перевыполнили… на двенадцать… А вы из какой газеты?
— Какая разница! — перебил Хрустов. — Какая разница, милая Маша! Все это мелочи — журналы, газеты… Газета — бабочка века, живет, пока светло — до вечера… а вот вечером… — Лева озабоченно потер пальцем лоб, поманил Машу в сторону. — Тихо, Мария! Комсомольское поручение. Надо не осрамиться. На высшем уровне… — он едва заметно кивнул на Таню. — Это дочь знаешь кого? Секретаря обкома. Хотя тебе это ни к чему. И вообще, не важно — звание, чины, погоны… Не ради этого живем, верно? Если только ради этого жить… о-о, мне становится скучно, мозг покрывается волосом, как говорил Маяковский. — После этого «артобстрела», увидев, что Маша потерянно заметалась серыми глазками, ничего не понимая, Хрустов перешел к главному. — Эта дочка, эта фря… приехала посмотреть на ГЭС. А папаша на мраморном. А ключи от восемнадцатого номера увез с собой. Усекаешь? Возьми у тети Раи, у нее есть вторые. Она тебе даст. Как-никак, ты у нас активистка, давай! Жми! — Хрустов угрожающе понизил голос. — Замерзнет девочка — нагорит нам всем! Ну?!
Маша, наконец, уразумела, что от нее требуется. Но, видимо, какие-то сомнения тронули ее невинную душу. Вытянув шею, она старалась рассмотреть приезжую, а Хрустов, топчась на снегу, все заступал ей дорогу к Тане, не давал смотреть.
— Ты чего, чего?.. — зашептал он. — Уж не ревнуешь ли, Мария?! Ну-ка… потрогай мой лоб! — Он взял ее руку, снял варежку в пятнах масляной краски и приложил горячие пальчики к своему лбу. — Ну? Нормальный? Думала, с ума сошел — ухлестывать за дочкой секретаря обкома?..
— А че она с чемоданами? — спросила тупо Маша.
— Как че?! Платья… туалеты… Она ж не то, что мы — простые люда. То синее наденет, то красное. Ну, иди, иди!
Маша все колебалась, Хрустов сжимал кулаки и оглядывался на Таню — может, она уже обо всем догадалась, топнет ножкой сейчас и убежит. Нет, Таня ждала, трясясь на морозе, стукая сапожком о сапожок, а поймав взгляд Хрустова, тут же ему вымученно улыбнулась. «Бедная девчонка!»
— Да иди же ты!.. — воскликнул Хрустов. У него сил больше не было уговаривать. — Машутка!
— А когда… — забормотала Маша Узбекова, — а когда же наша комсомольско-молодежная… ты обещал!
«Театр! Истинный театр! — плакал и смеялся про себя Хрустов. — Развергнись, земля — я не могу!!!»
— Обещал! И не отказываюсь! — застонал он. — Но не сейчас же! Стройку лихорадит. Зинтат вспучило, люди ночей не спят. За каждый час я старею на год. Как можно думать о своем личном?.. Где наша бескорыстность, принципиальность? Мария! Не узнаю тебя.
Мария понурилась.
— Щас принесу… — и потопала к мужскому общежитию, где сидела вахтерша тетя Рая, она же комендант всех домов.
Хрустов обернулся, робко подошел к Тане, обнял, сжал ее.
— Замерзла, милая?.. Сейчас. Она принесет бумажку одну… на подпись… и пойдем. — Хрустов расстегнул свой полушубок и спрятал девушку от сумеречного ветра.
Таня смотрела на белую реку с черными клавишами промоин, на белые берега. На той стороне, где они только что были, уже вспыхнули желтые огоньки. Зимой рано темнеет. Правее, за круглыми формами Бетонного завода, там, в наступившей мгле, казалось, торчат небоскребы без окон, гигантские бетонные пальцы, бетонный лабиринт — так выглядит отсюда плотина будущей Ю.С.Г. Мигают желтые и красноватые огоньки — это ползут крохотные машины…