Нет, Мариам не хотела этому верить и думала, что, может быть, наверху, возле люка, есть какое-нибудь отверстие, открывающееся изнутри... Это была последняя надежда.
- Откройте люк! Скорее... скорее! - говорила она, скользя рукой по мокрой поверхности шара.
Рагим ничего не понимал. Он растерянно смотрел на девушку. Всегда спокойная, Мариам вдруг так взволнована, настаивает немедленно открыть шар... "Тут что-то очень серьезное", решил Рагим и сделал знак Степунову.
Вдвоем с Али они стали отвинчивать крышку люка... Туго поддавалась скрипящая нарезка.
Наконец люк открыт. Степунов вытянул подбородок, уперся им в нарезной борт и заглянул вниз.
Смотрел он долго и сосредоточенно... Мариам казалось, что она больше не выдержит. "Ну говори же, говори, Степунов!" хотела вымолвить Мариам, но у нее не хватало дыхания.
- Шар пустой! - заключил техник и, вздохнув, заметил: Аккумуляторы подходящие. Вот бы к нашим добавить!
- Там никого нет? - прошептала Мариам.
Ребята растерянно переглянулись. Кто же может быть в этом завинченном наглухо шаре?
"Уж не случилось ли чего с Мариам? - с тревогой подумал Рагим. Странно она себя ведет".
Он много видел конструкторов, изобретателей, сам, можно сказать, тоже изобретатель. Ему понятно их нетерпеливое любопытство, если дело касается чего-либо нового в технике. Но такого ни с кем не бывает... Об этом же думал и Степунов.
И только Али Мамедов, самый черный из всех ребят и самый молодой из техников на опытном заводе, неистовый радиолюбитель, неисправимый фантазер и мечтатель, почему-то первым прочел в глазах Мариам то, о чем она боялась сказать.
Али скользнул в люк, повис на руках и спрыгнул вниз, на дно шара.
Настала такая тишина, что, казалось, даже волны остановились где-то на полпути к берегу, боясь нарушить ее своим плеском.
Прильнув ухом к стенке шара, Мариам слышала шлепанье босых ног, затем какое-то царапанье.
- Нет тут никого, - послышался гулкий, как из бочки, голос Али.
Мариам не понимала, что же она должна делать - радоваться или вновь мучиться: в шаре никого не нашли, но исчезла и надежда увидеть Васильева живым.
Из люка появилась голова Али. В зубах он держал черную клеенчатую тетрадь и, упираясь в борта, старался выбраться из шара.
Наконец он вылез и высоко поднял тетрадь. Руки товарищей протянулись к ней. Но Али, соскользнул с шара всем известным способом, как многие в детстве скатывались со снежных гор без салазок, плюхнулся в воду и передал тетрадь Мариам.
Пытаясь овладеть собой, дрожащими, неповинующимися пальцами она взяла тетрадь и открыла на первой странице:
"А. Васильев. Технический дневник".
Все поняла Мариам. Он послал тетрадь, чтобы не погибли вместе с ним его записи.
Перелистывая страницы, она смотрела, как сквозь мутную пленку, на числа, формулы, чертежи. Вот день, когда Мариам впервые увидела Васильева в его лаборатории. Дальше снова какие-то эскизы... А это... последняя ночь - 30 сентября... Мариам дрожала от еле сдерживаемых рыданий. "Итог последних лет", прочитала она, глотая слезы, а дальше внизу: "Что-то будет?"
Мариам перевернула новую страницу и вздрогнула от ощущения чего-то страшного и неотвратимого.
Это его последние слова... Через всю страницу наискось тянулись строчки, написанные красным карандашом.
Глава двадцать третья
"ВСЕ БУДЕТ СДЕЛАНО ДЛЯ СПАСЕНИЯ ВАСИЛЬЕВА.
Только что кончилось совещание в кабинете директора. В пепельницах - горы окурков. Голубой дым, похожий на тонкую пряжу, тянулся в окно.
Агаев и парторг остались одни.
- Понимаешь, Джафар, - как бы продолжая прерванный разговор, начал Рустамов, - поднять васильевскую конструкцию очень трудно, но, как видишь, можно! А это получается только потому, что по своей натуре, по своему воспитанию каждый из наших людей в какой-то мере изобретатель... Для советского человека, как иной раз мне кажется, просто нет неразрешимых задач.
- Сейчас я в этом убедился, - согласился директор. - Однако танк мы успеем поднять к вечеру, но... найдем ли мы Васильева живым? Вот в этом я не уверен.
Рустамов поднял строгие глаза. В них таилось недовольство.
- Что ты хочешь этим сказать? - спросил он. - Буквально несколько минут назад профессор Гусейнов утверждал, что для одного человека при данной кубатуре воздуха хватит до завтрашнего утра...
- Я не о том, - нервно перебил его директор. - Воздуха хватит... А мужества? Ты об этом забыл? Васильев, так же как и мы с тобой, понимает, чего ему следует ожидать... Так не лучше ли сразу открыть все кингстоны.
- Этого никогда не может быть!
- Почему?
- Он коммунист...
Агаев молчаливо согласился и подошел к окну.
- Люди у нас особенные, Джафар, - после недолгого молчания сказал парторг. - Вот и верим мы им, как себе... А если попадаются негодяи, то приходится к ним присматриваться. Уж не с той ли они стороны?.. Сегодня ко мне прибежал Нури и стал доказывать, что "рыбаки", которых задержали ночью пограничники, люди не наши, а чужие... И знаешь, чем он это доказывал? Говорит: не могут наши люди друг друга топить. А он сам видел, как "рыбак" на баркасе в отчаянии и злобе отрывал пальцы своего товарища от руля.
- Кстати, он что-то говорил о цилиндре с крюками?
- Об этом спрашивали этих "героев". Они отрицают, причем будто, бы убедительно. "Парню, наверное, со страху осьминог почудился" именно так и сказал один из них... - Рустамов взглянул на часы. Следователь не мог меня дальше задерживать. Он, конечно, знал, что сейчас самое главное - успеть спасти Васильева... Но, понимаешь, какая история... - Он подошел к двери и, приоткрыв ее, посмотрел в приемную. - Этого "председателя артели" видели на площадке лестницы, где находится квартира Васильева... Странное совпадение!
Громкий стук в дверь заставил Рустамова обернуться.
- Войдите! - сказал директор.
Кто-то застучал еще сильнее.
Рустамов быстро подошел к двери, распахнул ее и столкнулся с Мариам. Она не могла перевести дух от волнения и дрожащей рукой протягивала парторгу тетрадь.
- Салам, Керимова! - приподнявшись в кресле, приветствовал девушку директор, с удивлением смотря на ее запыленное и мятое платье. - Что там случилось? Рассказывай!