Минут через пять по дороге послышались шаги и мимо прошел человек. Когда он скрылся из вида, я опять услышал голос Корсена:
— Этого молодчика нужно остерегаться.
Я, услышав это, обрадовался. В прошедшем мимо человеке я узнал ненавистного мне Луарна.
Прошло недели две. «Бешеный» все еще стоял в Уэссане, делая только время от времени небольшие вылазки. Я часто уходил на целые дни вглубь острова, ловил рыбу, охотился и возвращался на судно под вечер.
Однажды, проходя мимо кабачка «Олений Рог», я остановился послушать пение. Нестройные, охрипшие голоса тянули «матросскую».
Я машинально полушепотом повторял слова:
Из Порт-Саида, из Ориноко,
Из самых дальних, самых знойных стран,
Под вой сирен плывем мы одиноко
Через бурлящий океан.
Бродяги мы, бездомные, как ветер,
Сегодня здесь, а завтра далеко…
Наш день угрюм, но радостен наш вечер,
И на душе привольно и легко.
Эй, стаканчик виски
Пусть согреет кровь… Нам, матросам, близки
Виски и любовь!
Шумная толпа в кабачке подхватила припев:
— Эй, стаканчик виски…
Но внезапно песнь оборвалась. Какой-то человек подбежал к дверям кабачка, распахнул их настежь и крикнул:
— Менгам и его бандиты угнали мой ботик.
Мгновенно все, кто были в кабачке, высыпали на улицу. Человек, яростно жестикулируя, рассказывал:
— Я рыбак из Кергаду. Часа два назад к моему ботику подошел Менгам и с ним еще трое… Осмотрев бот, схватили весла, прыгнули и, не говоря худого слова, ушли в море. Я кричал, надрывался… Они и ухом не вели. Угнать у бедного рыбака его ботик ни за что ни про что. Ну где это слыхано?!
В толпе заволновались. Кто-то посоветовал рыбаку сейчас же подать жалобу мэру, кто-то побежал к берегу, чтобы отрядить погоню за ушедшим ботом, и все толковали, что тут дело не чисто и что «менгамские черти затевают какую-то пакостную штуку».
Немножко позднее к кабачку подошла целая компания взволнованных рыбаков, сообщивших, что они видели в море, недалеко от Кергаду, брошенный ботик, залитый водой…
Я поспешил вернуться на судно.
Ни Менгама, ни крестного, ни Калэ, ни Корсена не было на «Бешеном». Я ждал их до поздней ночи, охваченный тревогой. Наконец они явились. С Корсена и с моего крестного вода текла ручьями. Они молча переоделись в каюте, и Корсен окликнул меня вполголоса:
— Ты спишь, мальчишка?
Я не ответил, съежившись в уголке, на койке крестного, и Корсен решил:
— Спит. Ну-с, поговорим о делах.
Он присел к столу, на котором Менгам уже разложил какие-то карты и бумаги. Портфель с вытисненной красной лилией и странными буквами лежал рядом с ним. Он был хорошо настроен и добродушно шутил:
— Надеюсь, мокрые курицы высохли и не схватили насморка?
Корсен ответил угрюмо:
— Высохнуть-то высохли, только какой это дурак сказал, что водолазы никогда не тонут.
Менгам засмеялся:
— Милые мои, вы стали слишком толстыми. Вам нельзя опускаться на дно, не повесив на шею груз свинца…
Он помолчал с минуту и снова засмеялся:
— Видишь, Прижан, я был прав, что задержал это письмо из Порсала. Без меня вы натворили бы бед.
Крестный возразил:
— Мы никогда не предприняли бы ничего без вашего совета.
— Ого-го-го! Как бы не так! Как будто я вас не знаю…
Помолчав с минуту, Менгам посмотрел на разложенную перед ним бумагу и заговорил уже серьезно:
— Нужно твердо убедиться, насколько все это верно… Я не люблю валять дурака в таких историях… Что из себя представляет этот Дрэф?
Крестный ответил:
— Нужно съездить в Порсал и посмотреть.
— Нужно, — подтвердил Менгам. — Тогда мы узнаем, насколько совпадает то, что он говорил, с тем; что мы видели… Но, конечно, это рискованная штука и я еще не знаю, стоит ли игра свеч… Кто он такой, этот Дрэф?
Корсен заметил:
— Он слишком красноречив для простого рыбака… На меня он произвел впечатление сумасшедшего… — И добавил, понизив голос: — Во всяком случае, интересно проверить, неужели мы на самом деле напали на один и тот же след? По-моему, речь идет об очень-очень старом пароходе, а не о… Но, так или иначе, нужно держать язык за зубами.
Менгам усмехнулся, молча сложил бумагу и запер ее в портфель… Но он не утерпел, чтобы еще раз не напомнить своим сообщникам:
— Смотрите, не вздумайте меня предать!..
Корсен и Прижан снова запротестовали… Через четверть часа все они опять сошли на берег, оставив дверь каюты полуоткрытой.
Я продолжал лежать на койке Прижана… Свет луны падал на ступени лестницы, которая вела в каюту. Ступеньки вдруг скрипнули, послышалось шлепанье босых ног, и в дверь каюты просунулась голова Луарна.