— Ну?
— Сколько верблюд может жить без пищи?
— Несколько месяцев.
— Завидный пример! — Синицкий вздохнул. — Несколько месяцев… Верблюд… «Он живет среди пустынь. Ест невкусные кусты». — Студент вынул из кармана магнитофон и подкинул его на руке. — Ну и положение! Нарочно не придумаешь!.. И что, главное, обидно: начнешь рассказывать — никто не поверит… Честное слово, не поверит!
— Вы и этим недовольны?
— Ну еще бы!.. Разве я мечтал когда-нибудь попасть в герои приключенческого романа? А получилось… Только уж очень странно. Вроде как судьба решила посмеяться над нами. Подумать только: посадить такого конструктора и студента, почти геолога, — Синицкий скромно улыбнулся, — посадить на голые камни и дать им в руки два аппарата: «Вот, мол, вам чудеса техники. Посмотрим, как вы будете выкручиваться…» Обидно даже говорить!
Синицкий замолк, потом постучал пальцем по стеклянному экрану аппарата:
— А еще обиднее сознавать, что в нашем положении эта высокая техника не стоит… той булочки… поджаристой, с розовой корочкой!
Глава двадцать шестая
ТУМАН НАД КАСПИЕМ
Капризно и беспокойно Каспийское море. Редко, очень редко выпадают тихие, штилевые дни… В такой день летчику, привыкшему к своей коротенькой трассе Баку — Красноводск, хочется пролететь над самой водой и, высунувшись за борт кабины, полюбоваться отражением своего самолета.
Такие дни надо отмечать в календаре красным, как праздничные, если бы только знать, когда они будут… Впрочем, и в такой день к вечеру подует ветерок — сначала робкий, неуверенный, а через час, глядишь, разбушуется так, что тот же летчик, уже на обратном пути, с тревогой сжимает ручку управления самолетом, стараясь забраться повыше…
Бывают и другие причуды у Каспия… Иногда он кутается в теплую шубу. Густой белый туман накрывает его с головой. Взглянув на карту, вы можете представить себе, что его усатая голова находится около устья Волги…
Летом и ранней осенью подобные капризы бывают редко. Но надо же было случиться, что именно в начале октября, когда происходили все описываемые здесь события, Каспий вдруг начал окутываться туманом.
Летчиков это не беспокоило: они могли идти над морем слепым полетом, включив автопилот и полукомпас. Дорога насквозь просвечивалась невидимыми лучами радиомаяков. Путь безопасен, идешь как по рельсам!.. Но искать пропавший шар в тумане нелегко. Как его увидишь? Он такой же белый, как и туманная пелена…
Густой туман опустился и над островом. Синицкий сидел на камне, глядя на тусклое солнце. Оно казалось электрической лампочкой, просвечивающей сквозь толстый слой пара, как в бане. Было так жарко, точно остров находился под тропиками.
Воды у новых островитян было достаточно. Вот уже несколько часов без перерыва работал перегонный аппарат, «изобретенный» Васильевым. Но это только вода! Синицкий думал о другом: вот уже два дня он и Васильев ничего не ели.
Над гребнями волн взлетали бакланы, похожие на хлопья пены. Иногда нет-нет и блеснет в клюве птицы трепещущая рыбешка…
С жестокой завистью смотрел на них Синицкий. Он думал, что через несколько дней, если придется сидеть на этом голодном острове, он уже будет мечтать о том, с каким невероятным наслаждением вонзил бы зубы в еще теплое тело крючконосой птицы…
Огненный солнечный шар, казалось, вот-вот сорвется вниз: он постепенно обрастал темно-красными облаками, они как бы тянули его за горизонт, понемногу обрывая дрожащие нити — лучи.
Неподалеку от Синицкого сел баклан. Птица держала в кривом хищном клюве поникшую рыбешку и посматривала на человека злыми, настороженными глазами. Синицкий медленно пополз к ней. Баклан взмахнул крыльями и перелетел на другое место… Человек снова двинулся за ним. Баклан равнодушно оглянулся и улетел…
Других птиц Синицкий пытался подбить камнями, но из этого тоже ничего не получалось… Бакланы мгновенно улетали, как только видели, что человек берет камень или пытается поднять руку.
Синицкий вспомнил, что где-то читал о приемах североамериканских индейцев. Он лег на остывающую гальку и притворился мертвым.
Медленно тянулись томительные минуты. Юноше казалось, что от этой ничтожной птицы, которую он должен поймать, зависит все. Ему представлялось, что проходят часы, дни… Все его тело затекло, онемело…
Огромный баклан сел почти рядом. Синицкий не дышал. Сквозь полузакрытые веки он видел, как птица повернула к нему горбатый клюв. Она, наверное, была удивлена и с любопытством смотрела на человека. «Сейчас или никогда», подумал студент. Все мускулы у него напряглись. Так зверь готовится к прыжку…
Резкий бросок! Казалось, что в нем сосредоточилась вся энергия, накапливаемая годами. Опять неудача! Баклан метнулся в сторону и мгновенно исчез в тумане.
— Не годится, Николай Тимофеевич, — сказал Васильев, который издали наблюдал за действиями Синицкого. — Так охотились пещерные люди, потом они изобрели палку.
— Эх, если бы сделать лук! — с сожалением, будто о несбыточной мечте, высказал свое желание студент.
— Попробуем другую технику. — Васильев вдруг вспомнил о сигнальных ракетах.
Он побежал к цистерне и вытащил оттуда несколько картонных трубок. Ракетницу он позабыл в подводном доме, поэтому пользоваться зарядами обычным способом оказалось невозможным. Да и вряд ли удобно стрелять птицу сигнальными ракетами!
— Помогите мне, Синицкий, — сказал инженер. — Нужно расплести эти провода на отдельные жилки.
Васильев передал студенту куски кабеля.
Мысль изобретателя продолжала работать, для нее все было осуществимым. Васильев набрал около себя горсть мелких камешков, затем вскрыл трубки ракет, вынул капсюли, вставил туда петли из тонкой проволочки, то есть сделал простейшие электрозапалы, снова зарядил трубки взрывчатой смесью. Затем он положил сверх нее камешки, забил тряпками, как пыжами, и, обращаясь к Синицкому, спросил:
— Ну, охотник, готово?
— Надеюсь, что я правильно решил эту задачу? — поддерживая шутливый тон, сказал студент, передавая Васильеву длинные, тонкие проволочки.
— Ничего. Подаете надежды, — не глядя на него, заметил инженер и соединил провода с концами проволочных петель.
Он расставил ракеты в разных местах, надежно укрепляя их между камнями, причем таким образом, чтобы концы трубок были направлены на те участки островка, где обычно садились бакланы.
— Местность минирована, — заявил Васильев. — Тащите аккумулятор!
Инженер присоединил все концы от пяти ракет к одной контактной гайке. От каждой ракеты шло по два конца; вторые концы Васильев разложил перед собой.
Синицкий невольно любовался четкими и экономными движениями товарища, когда тот присоединял провода, скручивая их быстро и ловко. Ему были понятны эти приготовления. Он знал, что если прикоснуться свободным проводом ко второй клемме аккумулятора, ток побежит к ракете, накалит в ней тонкую проволочку…
Сухой и короткий треск прервал размышления Синицкого. Взметнулось красное пламя, осветившее берег, скалы и белый шар, словно вспыхнувший в эту минуту. Огненно-красная птица с распростертыми крыльями взлетела вверх и, как обожженная, упала на камни.
Синицкий бросился к ней. Он взял птицу за крыло и высоко поднял ее над головой. На лице его светилось нескрываемое торжество.
Васильев сделал ему знак, указывая на другого баклана. Птица спускалась на гладкий серый камень почти вертикально, как геликоптер. Инженер взял провод от третьей ракеты, коснулся им контакта, и снова раздался выстрел.
Взлетело зеленое пламя, и все на острове мгновенно преобразилось… Зазеленел песок, как свежая весенняя трава. Скалы стали похожими на островерхие кипарисы, а круглые валуны — на кусты. Над ними простирала трепещущие крылья невиданная зеленая птица. Она медленно падала на песок.
— Александр Петрович! — крикнул Синицкий. — Можно мне взять коробку от одного аккумулятора?
— Пожалуйста.
— А повар из меня выйдет?
— Попробуйте.
Синицкий обрадовано схватил подстреленных бакланов, затем разобрал аккумулятор и побежал с его коробкой в глубь острова.