Золотое дно (сборник)

дерматиновую сумку вытащил из-за кровати, чуть ли

не бегом выскочили на крыльцо и вот... застряли.

— Ну чего вы там? — торопил Геля, поглядывая на

часы.

— Ты помолчи, зачевокал. В кои-то веки раз уви

делись, — откликнулась мать, еще раз порывисто обни

мая брата и тыкаясь носом в его колючую щеку. — Как

ерш какой. Откуда у вас, у мужчин, щетина-то такая

лезет? — сказала она, любовно окидывая взглядом его

загорелое лицо.

— А неужели провожать меня не пойдешь?

— Д а ладно, идите одни, чего мне там делать?

Замнут еще у автобуса... Ой, что это? Не иначе как на

огородах кто ревит...

Гелька тоже услыхал гаснущий крик и сразу узнал

Талькин голос. Посторонняя сила сорвала его с места

и заставила забыть и про дядю Кроню и про скорый

автобус, и, запинаясь о гряды, путаясь в картофельной

ботве, задышливо всхлипывая несильной грудью, Геля

побежал к высокой загородке, где, казалось, вы кола

чивали мучные мешки, он словно бы уже представлял,

что там сейчас увидит... Д верца была открыта, и Геля

сразу охватил взглядом и ровный квадрат колодца, и

песчаный холм, обтянутый с краев густыми лопухами,

и узкую спину Понтонера, который устало бил Тальку

ногой, а Талькино лицо было скрыто за Понтонером, и

только распухшие ноги безвольно и беспомощно разме

тались на песке и изредка вздрагивали, да было слыш

но, как женщина гулко икала всем нутром после к аж

дого тычка.

Геля какое-то мгновение смотрел на Понтонера, и

чувство собственной внезапной беспомощности было

287

куда сильнее его ненависти. Он еше топтался позади,

робко окликая:

— Эй ты, ты чего, а? — И Федор, расслышав сзади

неожиданный глухой голос, оторопел поначалу, забыв

пинать Тальку, и обернулся к племяннику, пяля выго

ревшие от злости глаза.

— А тебе чего тут нужноРА ну уваливай отсюда! —

закричал Понтонер, возбужденно и бессмысленно р а з

махивая руками, и попытался даж е ударить Гелю, но

тот отшатнулся к загородке, и кулак прошелся мимо,

едва скользнув по носу. И что-то качнулось в Гелиной

душе, словно внезапно закрыли в горле доступ воздуху,

так стало душно ему от ненависти, которая, оказы вает

ся, таилась в нем, ж елая освобождения еще с той ми

нуты, когда его, семилетнего, вывел дядя на мостки,

бросил под ноги узелок с одежонкой и сказал: «Теперь,

Гелька, ты нам не нужон, лишний ты нам».

Оказы вается, только душа не хранит зла, потому

что иначе не выдержать ей постоянного накала, но в

уголках человеческой памяти живут, чуть тлея, все го

рести и боли, живут, ожидая своего часа. А может, и

не вспомнил тогда Геля прошлой обиды, всего вернее,

что не вспомнил — она всплывет после как оправдание

случившегося, но только в Федоре Понтонере он уви

дал вдруг самое первое зло, от которого и пошли в его

жизни все несчастья. Эта мысль туманно скользнула

в распаленном сознании, и худенькое лицо дяди с его

темными кротовьими глазами стало невыносимо Геле,

и он даж е забыл, что на песке, гулко икая и некрасиво

разбросав толстые ноги, лежит Талька. Глядя в кро

товьи глаза, неловко и неумело замахнувшись, он уда

рил по ним...

Он никогда и никого не бил, и тычок получился до

обидного несильным. У Гели даж е заныли зубы от той

нерастраченной силы, которая не вошла в его удар.

Понтонер отшатнулся — кровь ударила из носа, и рас

терянно вытирая ее и пятясь назад, он неожиданно

споткнулся о Талькины ноги и упал на спину почти р я

дом с ней, а когда попытался встать, что-то неразбор

чиво крича, новый, уже хлесткий удар с плеча—на этот

раз в ухо — положил его на землю.

— Вот тебе, п а д л а !— тоже кричал Геля, выбирая

самые обидные слова и неловко суетясь около, чтобы

288

снова достать дядю кулаком, но тут в загородку вор

валась мать, а за нею и дядя Кроня. Мать повисла на

Гелиной руке и крикнула растерянно:

— Геля, опомнись, сыночек! Осподи, ну зачем же

так-то? — Оставив сына, она метнулась к Понтонеру

и, силясь приподнять Федора с земли, содрала с его

головы колпак, вытерла им кровь с лица и все повто

ряла: — Но зачем же так-то? Осподи, люди же вы или

кто?.. — Тальки она словно бы не замечала.

— А как можно, а? Скажи, как можно-то? — маши

нально и безразлично спросил Геля, уже остывая и пус

тея душой: словно бы сила вытекла из его тела по ка

пельке — такую он чувствовал в себе слабость. И толь

ко дядя Кроня, с трудом отрываясь от лица Понтонера,

от его выпуклых гнедых глаз с круто загнутыми ресни

цами, сказал, взглянув на часы:

— Ну, тюх-тюлюх, я пошел, а то на автобус опоз

даю. — И он еще раз через плечо взглянул на Понто

нера, унося в себе внезапно вспыхнувшие полузабытые

ощущения. А Л изавета Чудинова, отпустив Федора,

не удержалась и сказала:

— Ну и поделом тебе, — и поспешила следом за

братом и сыном. А Понтонер, словно бы очнувшись, з а

кричал вслед:

— Сволочи! Думаете, помру? Я еще вас переживу,

я долго жить буду. Я долго буду жить!

— Дурной какой-то, — глухо сказала мать. — Поиз

мывается он еще надо мной, видит бог, поизмывается.—

И она суеверно оглянулась.

— Я ему тогда все зубы выколочу, — хрипло отклик

нулся Геля, слыша, как всего его заполняет мелкая

противная дрожь.

— Помолчал бы хоть, герой тоже. Вам бы только

кулаки распускать. Дядю родного — в лицо... — внешне

сурово оборвала мать, чувствуя в душе успокоение.

И она еще плотнее придвинулась к брату, обняла его

за поясницу и впервые в жизни прошлась с ним по

пыльной жаркой улице до голубенького раскаленного

автобуса с забитыми фанерой окнами, до потных взбу

дораженных людей, которые, разгорячась, лезли в уз

кую шель машины.

— Ты не пехайся, Кронюшка, тридцать километров

и на ногах выстоишь, зато меньше трясти будет. — Она

Ю Зол отоО ш о

289

обняла его за жилистую бронзовую шею, пригнула к

себе, потерлась щекой о братнево колючее лицо и ска

зала вдруг, наливаясь неожиданными слезами:

— Кронюшка, брательник, давай как ли поближе

быть друг к другу. Д авай породнее быть, ладно?

Л изавета Чудинова всхлипнула, ее курносый ма

ленький носик жалобно шмурыгнул, и все невольно

засмеялись, и она, оглянувшись, тоже улыбнулась, а по

том засмеялась дребезжащ е, быстро обсыхая и светлея

лицом.

— Ну поди давай, поди. Останешься еще от авто

буса, — подтолкнула она брата, и Кроня Солдатов,

дружески хлопнув племянника по плечу, крикнул:

— Приедь как ли, не забывай Снопу! — и сунулся

на последнюю ступешку автобуса, дверка с хрипотцой

вздрогнула, показалась толстая блестящ яя палка рыча

га и вдавила дядю Кроню в переполненную душную

утробу. Еще из-за фанер, упруго отгибая их, тянулись

руки и прощально махали, мелькали что-то кричавшие

рты... Потом пыль занавесила автобус, и он лихо по

катил, встряхиваясь, и еще долго видно было всем ос

тавшимся, как, заж атая дверью, дергается дядикронина

дерматиновая сумка, которую он безуспешно пытался

втащить внутрь.

А Геле вдруг стало так одиноко, что он готов был