Трудно поверить, но пока мы с отцом беседовали, Туллия успела всей душой полюбить Юкунда. Пышная красота ее стала увядать, и на месте симпатичного кругленького двойного подбородка образовался морщинистый мешочек. Узнав о трагической судьбе родителей мальчика, Туллия разрыдалась, заключила его в объятия и патетически воскликнула:
— По очертанию его губ, по носу и даже ушам я вижу, что ребенок принадлежит к благородному знатному роду. Да, да! Уж я-то с первого взгляда отличаю золото от медяшки! Я уверена, что твои отец и мать были наделены всеми добродетелями… кроме разума, конечно, иначе они не назначили бы опекуном такого человека, как Минуций.
Юкунд терпеливо, словно жертвенный ягненок, сносил ее ласки и поцелуи. Воспитательные методы Кифы явно начали приносить свои плоды. Туллия грустно продолжала:
— К сожалению, римские боги не послали мне собственных детей. Когда я впервые вышла замуж, я несколько раз выкидывала. Мой второй муж, благородный Валерий, был человеком пожилым и оттого бессильным; Марк же не жалел своего семени лишь для чрева одной непотребной гречанки. Но довольно об этом, ведь я вовсе не хотела оскорбить твою мать, дорогой Минуций. Итак, в том, что в наш дом вошел этот маленький бритт, я усматриваю некий знак. Марк, вырви это прекрасное дитя из рук твоего непутевого сына, иначе Сабина сделает из него заядлого дрессировщика. Не можем ли мы с тобой стать его приемными родителями?
От удивления я стоял как громом пораженный, а отец растерянно моргал, не зная, что и ответить. Когда я сейчас размышляю над всем этим, я нахожу лишь одно объяснение: деревянная чаша моей матери все же обладала некой сверхъестественной силой.
Вот как случилось, что меня освободили от ответственности за воспитание Юкунда. Теперь я знаю, что наставник и родитель из меня никудышний, — и ты, Юлий, тому доказательство, — но и тогда, много лет назад, я обрадовался предложению Туллии. Обо мне в Риме шла дурная слава, а отца все считали добродушным простофилей без капли честолюбия. Никто не заподозрил бы его в том, что он пытается сплести какую-то политическую интригу.
Отец служил консультантом по восточным делам и два месяца был претором[8], а однажды — единственно из расположения к нему — ему предложили пост консула. Если бы Юкунд стал приемным сыном сенатора, его будущее было бы обеспечено: юного бритта в числе первых внесли бы в списки сословия всадников при возложении на него мужской тоги.
Вернувшись домой, я узнал, что префект преторианцев Бурр лежит при смерти с нарывом в горле. Нерон любезно прислал ему своего личного лекаря; прежде чем дать ему осмотреть себя, Бурр составил завещание и отправил его на хранение в храм Весты.
Лишь после этого он позволил врачу пером, смоченным в каком-то снадобье, смазать себе горло. На следующую ночь он умер. Не исключено, впрочем, что он все равно бы не выжил: говорят, у него было заражение крови. В предсмертной горячке он бредил и бормотал что-то несусветное.
Хоронили Бурра с пышными почестями. Еще не запылал на Марсовом поле погребальный костер, как Нерон уже назначил начальником преторианской гвардии Тигеллина[9]. Раньше этот человек торговал жеребцами и, разумеется, совершенно не разбирался в юриспруденции. Разрешением спорных вопросов между римскими гражданами и чужеземцами занимался теперь некий Фений Руф, еврей, бывший когда-то государственным надзирателем за хлебной торговлей.
В поисках дара, который я бы почел достойным, я исходил вдоль и поперек всю улицу золотых дел мастеров и наконец решился купить витую шейную цепочку, унизанную отборным жемчугом. Я послал ее Поппее, сопроводив следующим письмом:
«Минуций Лауций Манилиан приветствует Поппею Сабину.
Венера родилась из морской пены. Жемчуг — достойный дар Венере, хотя блеск этих скромных парфянских жемчужин и не сравним с сиянием твоей кожи, столь мне памятным. Надеюсь, это украшение расскажет тебе о нашей былой дружбе. Некие знаки убеждают меня, что предсказания, о которых ты мне когда-то говорила, скоро сбудутся».
Как видно, я оказался первым человеком, сумевшим верно истолковать предзнаменования, так как Поппея тотчас послала за мной, поблагодарила за прекрасный подарок и попробовала выпытать, откуда я узнал, что она беременна, — ведь ей самой это стало ясно всего лишь несколько дней назад. Я сослался на свое этрусское происхождение, благодаря которому по временам вижу странные сны. Наконец Поппея признала:
— После трагической смерти матери Нерон долго не мог успокоиться и даже хотел расстаться со мной. Но сейчас у нас снова все хорошо. Ему очень нужны верные друзья, которые бы были на его стороне и поддерживали его политические замыслы.
Нерон и в самом деле очень нуждался в друзьях, ибо с тех пор как он перед сенатом обвинил Октавию в бесплодии и недвусмысленно дал понять, что намеревается развестись с ней, город охватило беспокойство. Желая проверить свои подозрения, император распорядился установить статую Поппеи на Форуме, рядом с фонтаном Весталок. Толпа тут же свалила ее, украсила венком изваяние Октавии и, ликуя, направилась вверх на Палатин, так что преторианцы были вынуждены взяться за оружие, чтобы разогнать этих бездельников.
Я догадывался, что тут не обошлось без вмешательства Сенеки, потому что все эти народные выступления были похожи друг на друга, как две капли воды. Нерон все же перепугался и велел вернуть Октавию, которая находилась уже на пути в Кампанию. Радостные римляне неотступно сопровождали ее носилки, а в храмах на Капитолийском холме были принесены благодарственные жертвы, когда она вернулась в Палатинский дворец.
День спустя Нерон впервые за последние два года послал за мной. Одна из служанок обвинила Октавию в том, что она изменила императору с неким александрийским флейтистом по имени Эвцерий, и Тигеллин тотчас назначил тайное разбирательство, в котором Октавия участия не принимала.
Я был допрошен как свидетель, поскольку знал Эвцерия. Я мог только сказать, что звуки его флейты способны внушить нескромные мысли. Я видел собственными глазами, как Октавия, печально вздыхая, не отрываясь, глядела на Эвцерия, когда он как-то играл во время дворцовой трапезы. Но, добавлял я справедливости ради, Октавия часто вздыхает и по другим поводам и вообще, как всем известно, любит предаваться меланхолии.
Рабыни Октавии были подвергнуты строгому допросу. Мне было крайне неприятно присутствовать при этом. Многие из них с готовностью сознались бы в чем угодно, но они путались в показаниях и не могли рассказать, где, когда и при каких обстоятельствах произошло нарушение супружеской верности. Однажды Тигеллин сам вмешался в допрос, который шел не так, как ему хотелось, и сердито обратился к одной прелестной девушке:
— Разве об этой супружеской неверности уже не судачит вся прислуга?
Девушка с издевкой отвечала: — Даже если поверить во все, что говорят об Октавии, и то лоно моей госпожи окажется чище твоего рта!
Слова эти вызвали такой безудержный смех присутствовавших, что допрос пришлось прекратить. Порочность Тигеллина была общеизвестна, так что досталось ему поделом. Рабыня так ловко ответила на его дурацкий вопрос, что судьи начали сочувствовать бедным женщинам и не захотели, чтобы проводимый Тигеллином допрос с пристрастием вышел за рамки закона и хорошеньким служанкам нанесли увечья.
Заседание было перенесено на следующий день. Единственным свидетелем на нем выступил мой старый приятель Аникет. С наигранным смущением он рассказал, как в Байях, куда Октавия отправилась принимать морские ванны, она вдруг страшно заинтересовалась кораблями и захотела поближе познакомиться с капитанами и центурионами.
8
Претор — должностное лицо, главной компетенцией которого было совершение городского правосудия. Во времена Римской империи должность претора не имела особого значения, но служила необходимой ступенью для замещения целого ряда высших административных постов и офицерских должностей на пути к месту в сенате.
9
Тигеллин Софоний (Офоний) — родом из Агригента, изгнан Калигулой в 39 г., возвращен Клавдием; префект претории при Нероне; при Вителлин приговорен к смертной казни, покончил жизнь самоубийством.