– Я приехала в шлюпке дона Яго, – ответила Энни без тени раскаяния. – Отец, мне нужно поговорить с тобой. Дон Яго сказал, что ты отправляешься к англичанам в качестве заложника, – вспомнив неприятную улыбку дона Яго и плохо скрытую угрозу в его взгляде, девушка вздрогнула. – Я не хочу, чтобы ты ехал.
Энни взяла руку отца и прижалась к ней щекой:
– Это слишком опасно.
Дочь и отца окружали высадившиеся на острове англичане и испанцы, старательно изображавшие дружеские намерения, в которые Энни не верила.
Филипп мягко улыбнулся:
– Я должен подчиниться. Этого требуют условия договора.
– Но почему именно ты?
– Наместнику трудно было искать добровольцев, согласных исполнить роль заложников. А кроме того, дорогая, не забывай, в моих жилах течет наполовину английская кровь.
Энни сосредоточенно рассматривала прибрежную гальку, прислушиваясь к шепоту волн и издаваемому ими шуршанию.
– Английская кровь прольется так же легко, как и любая другая, когда пираты обнаружат обман.
Филипп насторожился:
– Почему ты думаешь, что готовится какой-то обман?
– Я не верю ни дону Мартину, ни дону Яго, – ответила она, не поднимая глаз.
Филипп устало вздохнул, и Энни взглянула на отца. Какой неизгладимый след оставили на его лице прожитые годы! С тех пор как она помнит себя, отец страдал тропической лихорадкой и несколько раз был при смерти. Но кроме следов болезни Энни видела на его лице признаки крайней усталости от жизни. Жизни очень хорошего человека, который всю ее провел в неравной борьбе с алчностью и беспринципностью. Будучи членом совета Вест-Индии, Филипп пытался добиться более гуманного отношения к покоренным индейцам. Но результатом его усилий стала лишь враждебность и неприязнь к нему самому со стороны подавляющего числа испанцев, считавших местных жителей просто рабочей скотиной. Филипп наверняка уже лишился бы и своей должности, и своего положения, если бы не влияние голубой крови де Карвалей, семьи его давно умершей жены. Де Карвали имели огромный вес в высших кругах испанского общества.
– Я должен ехать, – повторил он. – Кроме того, я – единственный, кто прилично говорит по-английски.
Со стороны батареи пушек послышался взрыв смеха. Оглянувшись, Энни узнала в группе мужчин того смуглого сильного англичанина, который напал на дона Яго, защищая ее.
Энни не переставала удивляться – почему он набросился на испанского дона? Почему рисковал жизнью ради нее? Но он – враг, и ей никогда не представится возможность спросить его об этом. Энни повернулась к отцу:
– Я говорю по-английски так же хорошо, как и ты.
Филипп твердо положил ей на плечи руки и притянул к себе.
– Никогда, слышишь, никогда даже не думай о том, чтобы вмешиваться в политику Англии и Испании, моя отважная девочка, – он посмотрел в глаза дочери. – Послушай, я не могу больше задерживаться. Ты должна вернуться на материк.
– Хорошо, отец.
Обещая, Энни уже знала, что обманывает отца.
– Возьми вот это.
Филипп протянул ей три вещицы: похожий на трилистник железный ключ на большом кольце, кожаный мешочек со старым вышитым носовым платком и кольцо с рубином, которое снял с пальца и повесил ей на шею на кожаном ремешке.
К горлу подкатил комок, и Энни с трудом смогла спросить:
– Отец, почему ты отдаешь эти вещи мне?
– Для твоей безопасности. Как я уже говорил тебе раньше, воспользуйся ими только в крайнем случае, когда не будет другого выхода. Бог был милостив – у меня никогда в жизни не возникло необходимости в них. Но, Энни, если что-нибудь случится, воспользуйся ими, чтобы доказать твое истинное происхождение. Эти вещи спасут тебя.
«Или будь я проклята во веки веков», – подумала Энни и внезапно похолодела до кончиков пальцев.
– Отец, пожалуйста…
– Хватит, Энни. Ты должна быть храброй. Если со мной что-нибудь случится, Родриго отвезет тебя на Эспаньолу к моей матери.
– Пресвятые угодники, с тобой ничего не случится, – она сердито топнула ногой, – потому что ты не поедешь на этот английский корабль.
Он слегка приподнял ее подбородок:
– Перестань спорить, дорогая. Я должен ехать. Этого требует моя честь. Отправляйся обратно на материк и разыщи Родриго. Думаю, он собирает припасы для наших английских гостей.
Сквозь пелену слез Энни мученически улыбнулась:
– Родриго – защитник вдов и сирот.
– Он хороший человек, несмотря на свои диковатые привычки.
Филипп нежно расцеловал дочь в обе щеки.
– Не отчаивайся, малышка. Я вернусь прежде, чем ты успеешь соскучиться.
Он подтолкнул ее к шлюпке, где уже сидели два испанских моряка:
– Отправляйся, Энни, отправляйся.
Наблюдая, как он идет к другой лодке, Энни прикрепила к своему корсажу мешочек и ключ. Кольцо на груди оттягивало шнурок, как мельничный жернов.
Филипп встал в лодке во весь рост и на прощание поднял руку. Энни почувствовала внезапный страх и едва не закричала, когда моряки взялись за весла и направили шлюпку к английскому флагману.
– Значит, последний заложник уже на пути к англичанам? – спросил дон Яго, неожиданно, как всегда, оказавшись у нее за спиной.
Энни резко обернулась, и лицо ее исказила гримаса. Как бы она хотела, чтобы этот трус остался на материке!
– Да. Несмотря на мои возражения.
– Ну что ж, тогда самое время приступать к осуществлению нашего плана, – добавил он и запустил руку под камзол.
От страха у Энни потемнело в глазах.
– Плана, милорд?
– Ну да, нашего плана уничтожения всех этих еретиков, – он достал сигару и рассеянным жестом указал на собравшихся у пушек мужчин. – Все приверженцы истинной веры прячут какое-нибудь оружие. Через минуту зазвучит труба, и начнется настоящая бойня.