И вот, в очередной вечер Голден сидел в той же палате, надеясь, что все эти обвинения в сторону куклы, всего лишь его паранойя, и девушке станет лучше, помогут. Как вдруг послышались шаги по коридору, и Золотой, сообразив, быстро подскочил и спрятался за шкафом, который стоял у окна и не был плотно приставлен к стене, создавая щель, прекрасное место, чтоб скрыться.
Вскоре в палату вошёл уже знакомый врач, а следом за ним медсестра. И пока мужчина смотрел на какие-то бумаги и слушал пиканье аппаратуры, женщина что-то доставала из шкафа, за которым и прятался посторонний.
— Какое лекарство ставить? — спросила медсестра, подойдя к капельнице. Врач почему-то промолчал и, посмотрев на экран, где прыгала полоска, задумался.
— Думаю, уже не надо никакого, — с какой-то грустью в голосе наконец-то ответил мужчина, а женщина удивленно уставилась на него.
— А как же больная?
— Не поможет. Если ей каким-то чудом лучше не станет, то она и двух часов не проживет. Так что нечего попусту медикаменты переводить, — дальше вроде бы медсестра пыталась его убедить в обратном, но Голден уже не слушал. Он просто не мог поверить в услышанное.
Тогда Золотой, пока в палате были люди, быстро вернулся в парк, что был на территории и тут же упал на скамейку. Неужели это правда, осталось два часа, всего два часа, и её не станет. Его голова закружилась, сердце больно кололо, а сам он был в панике. Два часа? Так мало, всего два часа! Нет! Нет!
Он продолжал сидеть, что делать, не знал. Паника. Страх. Отчаяние. Не смог помочь, не смог спасти, не мог сберечь, совсем ничего не может. Жалкий медведь, не смог даже сохранить её, только ноет — корил он сам себя. Но есть шанс, последний шанс, нет права на ошибку, нужно решить, и он решился. Черт с ней, с этой гордостью, унизился раз, унизится и второй, а девчонка-то у него одна. Тогда без единственного сомнения Золотой, прижав к себе ноги и схватившись за голову, что-то затараторил, говорил невнятно, но похоже по делу, ведь вдруг раздался громкий хлопок, словно взрыв петарды, и медведь исчезает.
Черное здание всё в сажи и копоти — в это место и попал медведь. Это был тот самый коридор, первой пиццерии, в которой и погиб его брат. Странное место, все окна заколочены, а от остатков горелого становилось жутко. Голден стоял и смотрел вглубь черного коридора. Там в больнице он был уверен в своих действиях, а сейчас снова это чертово сомнение. Пошел просить помощи у того, кого месяц назад ненавидел больше, чем куклу. Это казалось бы смешным, если бы этот полупризрачный робот не был его последним шансом. Правда, кто сказал, что всё это из-за куклы, не доказано, но Золотой был уверен, что черный таким бы заниматься точно не стал. Кошмар хотел, чтоб Голден выбрался из той пиццерии, ведь не зря он угрожал тому зайцу, в чем сам Спринг и признался, но только для чего ему это нужно. Если бы он хотел избавиться от брата, то давно это сделал, но нет, он не то, что его не трогает, да ещё спасает девчонку, ведь Рубен говорил, что видел парня с белыми глазами…
Вдруг быстро ударив себя по голове, Голден побежал по коридору, ведь на одних размышлениях далеко не уедешь, а времени у него и так нет. Прошло много лет, но он до сих пор помнил все эти коридоры и развилки и знал, как пробраться в главный зал, ведь, если Найтмер тут (хотя Золотой сам его сюда сослал), то он по-любому будет сидеть только там.
Страшные обгорелые обои, плитка на полу, выломанные двери, и потолок готовый обрушиться в любой момент, при этом вся эта гнусная атмосферка освещалась тусклым светом от ламп, страшно аж жуть. Но Голден пытался не обращать на это внимание, ведь на просмотр интерьера у него точно нет времени. Оставалось всего два часа, хотя может сейчас ещё и меньше.
Главный зал — место, где началась его жизнь, но возможно так же она здесь и закончиться, ведь неизвестно, что у Кошмара на уме. Голден, до этого бежавший на всех скоростях, сейчас еле передвигал ногами. Страшно. Такая давящая обстановка, да еще идти пришлось буквально на ощупь, ведь именно здесь стояла кромешная тьма, а в темноте он, увы, теперь не видел. Вскоре, не слышав ничего, он залез на сцену и стал смотреть вперед с неё, может хотя бы сейчас, что-нибудь увидит. Как вдруг по комнате раздался смех, ужасный знакомый смех, и парню стало страшно, конечно, в полной-то темноте попробуй не испугайся. Тогда Голден, снова вглядываясь со сцены на зал, стал пятиться назад к стенке, как вдруг его ноги встретили препятствия. Парень замер и затрясся, ух, не к добру всё это. Тогда все же собравшись, он медленно повернулся и стал смотреть туда, где как бы нашел какую-то преграду. Как вдруг свет включился, и Золотой увидел перед собой большую зубастую морду черного медведя, с усмешкой смотрящего на него. Дальше… А что дальше? Криков, конечно, не было, но вот парень от неожиданности отбежал назад, да так отбежал, что кубарем скатился со сцены. И пока Голден сидел на полу и с ужасом в глазах рассматривал черного, сам медведь смеялся. Раньше, когда он видел его в человеческом образе, то не пугался его виду, но теперь… Конечно, попробуй не испугаться тут, когда перед тобой сидит аниматроник больше двух метров ростом, с разломанной «шкурой», с лапами, которые одним ударом намертво прибьют любого человека, а самое главное это его голова и эта челюсть с длиннющими клыками и красными механическими глазами.
— Мда, недолго ты продержался… говорил же, что ещё прибежишь, — начал Найтмер, даже по его голосу понятно, что он смеется над братом. А тем временем Голден, более-менее привыкнув его виду, испуганно сглотнул и наконец-то поднялся на ноги. Всё, поздно отступать, пора и забыть о гордости.
— Так тебе известно зачем…
— Мне всё известно, — с усмешкой перебил его аниматроник. Настала тишина, но ненадолго.
— Хорошо устроился, правда, Голден. Строишь из себя беспомощного, чтоб только другие за тебя всё делали. Ведь только ради этого ты сюда заявился, — снова начал он своё воспитание, как и восемь лет назад, совсем медведь не изменился.
— И что я по-твоему должен был делать!
— Прекратить ныть и разобраться с Марионеткой… хотя, что уже об этом говорить, опоздал, — посмеялся Найтмер и, положив руки за голову, закрыл глаза. А Голден недовольно фыркнул, ведь его и раньше часто бесило его поведение тип «Я здесь самый умный».
— Ты только и умеешь, что убивать, это не всегда выход!
— Нытьё… Пытаешься оправдать свою слабость — смешно. А вот если бы избавился от одной, то не угробил бы вторую.
— Но по крайней мере я избавился от тебя!
— Это потому что я тебе это позволил, — продолжал он смеяться, выводя брата из себя.
— И каким же образом?!
— Просто помог принять кошмарную форму.
— При этом чуть не убил её!
— Ну, ты же по-хорошему не понимал, — Голден посмотрел на него, как на больного садиста, которым черный, наверняка, и является.
— То есть ты добровольно отказался от свободы, о которой так долго твердил, ради того, чтоб попасть сюда, снова в заточение! — ох, не хотел он с ним спорить, но без этого их разговор редко когда проходил.
— Ты думаешь, что насильно существование в этом теле доставляло мне радости. Думаешь, я управлял им, нет, наоборот, этот недоносок, пользуясь моими… способностями, исполнял свои мелкие бесполезные людские прихоти. Здесь-то у меня гораздо больше свободы… хотя все равно не так много, как у тебя, чертов везунчик, — как-то завистливо сказал Найтмер.
— А Марионетка?
— Та ещё завистливая куколка, никак не может смириться, что ты получил свободу. Да как, собственно, и я.
— Вообще-то она сама меня отправила в этот мир, — напомнил Голден, усомнившись в словах брата.
— Отправила, чтоб ты сдох, не прожив и часа, но тебе, ой как повезло, даже самому завидно, — черный говорил все это, постоянно смеясь, Золотой даже не знал верить во все это или нет, может это очередной бред психа. Но как бы то ни было, этот псих — его последний шанс.
Они замолчали, Кошмар, ответив на все вопросы своего далеко не умного, по его мнению, брата, продолжал сидеть спокойно, а Голден не знал, что и сказать, конечно, сейчас он уже не так боялся, но сомнения все равно были, ведь чем может это закончиться, не знал, но надеялся, что всё же его брат поступит по совести, которая, как не странно, у него была.