На севере видны взлетные дорожки, совместно используемые компаниями, дорожки пересекаются, образуя нечто вроде «X», наложенного на «Н»; на фоне окружающей белизны испещренный пятнами бетон выглядит неопрятно и даже грязно. Словно кубики какого-то малолетнего великана, по дюнам раскиданы компоненты изделий «Хьюза», «Аэродайна», «Локхида», «Уильямса», «Райтеона», «Парнелла», других компаний. На востоке столб дыма, он поднимается к небу тысяч на тридцать футов; чье-то испытание то ли удалось, то ли провалилось, в точности сказать трудно, однако вид этого столба наводит скорее на мысли о неудаче.
– «Локхид» испытывал на бомбардировщике «Стелс» новую систему управления бреющим полетом, – пояснил Гамильтон. – Говорят, система не заметила одного маленького холмика.
– Жаль.
– Автоматика катапультировала пилота примерно за секунду до взрыва, так что он выжил. Переломал ноги и ребра, а так – ничего.
– Хорошо.
– Все будущее за ДУМами, тут уж никаких сомнений. Теперешние самолеты летают слишком быстро, чтобы человек мог с ними справиться. Машина, на которой может лететь человек, стоит раз в десять дороже автоматической. Пилоты сидят в этих машинах, рискуют своими шеями – и все совершенно попусту, они ведь ничего не могут сделать.
– До тех пор, пока автоматика работает безотказно. – Макферсон сощурился, высматривая что-то на белом песке.
– Подобно нашей, ты хочешь сказать, – засмеялся Гамильтон. – Впрочем, это мы скоро узнаем. Танки там, – его рука махнула на запад, – у горизонта. Все сделано, как ты хотел, – они снабжены советскими противовоздушными системами «Бэйджер» и окружены установками зенитных ракет «Армадилло». Все эти штуки не позволят самолету особенно задерживаться над целью.
Макферсон кивает. На западе, у самого горизонта, шесть дистанционно управляемых танков – маленькие черные лягушки – косым строем двигаются к югу, в воздух поднимаются сахарные облака песка.
– Испытание честное.
Ожидание затягивается, и они продолжают рассказывать друг другу вещи, прекрасно известные обоим. Это нормально, ведь любой занервничает, когда подходит время проверки, – а не пошли ли все твои старания прахом? Будет ли в действительности все так же, как на бумаге, в расчетах? Разговор помогает успокоиться.
Из интеркома раздается треск, это их подключили к диспетчерской. Раскрываются ворота ангара, и оттуда выкатывается длинный черный самолет с узким фюзеляжем.
Под фюзеляжем два обтекателя.
Один из них белый, другой черный, большие, как сам фюзеляж.
Сенсоры. Можешь зажмуриться, это ничего не изменит.
Под каждым треугольным крылом, по бокам двигателей, ряды маленьких стреловидных снарядов.
Впереди фюзеляж сужается, превращаясь в длинный тонкий бивень, как у нарвала.
Сзади он переходит в стабилизаторы, почти такие же большие, как крылья.
Под фюзеляжем маленький цилиндр стартового ускорителя.
Пойми: он уже не похож на самолет.
И эти стоп-сигналы, мигающие в аксонах…
В целом этот странный, противоестественный аппарат выглядит слепым, как крот, и плохо приспособленным к полету. Есть что-то жутковатое в том, как он выкатывается на конец взлетной полосы, разворачивается, включает двигатели, мгновенно пробегает полосу и стрелой уходит в темно-синее небо. Кто остался в лавке? Макферсон видит улыбку на лице Гамильтона, чувствует, что улыбается и сам. В этой штуке есть что-то такое страшно… изобретательное, что ли? хитроумное? Птичка, одним словом, будь здоров.
Все это время из интеркома сыпались стартовые параметры и прочее в этом роде. Теперь, когда включили ускоритель и ДУМ исчез из виду, превратился в огненную точку, стоявшие на крыше прислушались:
– Экспериментальный аппарат три-три-пять приближается к высоте семьдесят тысяч. Три-три-пятый начнет работать по программе испытаний в момент «Т» минус десять секунд. Программа запущена.
Собравшиеся на наблюдательной площадке – там человек десять-двенадцать – пускают хронометры. Бинокли, висящие на шее у некоторых, пригодятся позже, после удара, сейчас ни одно пятнышко не нарушает безукоризненной чистоты темно-синего – в ОкО оно никогда не бывает настолько темным – неба. У Макферсона сбилось дыхание, он с трудом его восстанавливает. Вон, примерно там ДУМ исчез из виду, вполне возможно, он появится в совершенно другом месте, ну-ка, присмотримся получше… У Макферсона великолепное зрение, он перестает фокусировать внимание в одной точке, осматривает одновременно весь синий купол и наконец видит далеко-далеко на севере крошечную точку, изъян в этой безукоризненной синеве.