– Нет, спасибо, – качает головой Лилиан. – У меня от этого голова кружится, а больше ничего.
– Рад за тебя, – смеется Эйб. Он капает по разу в каждый глаз и снова смеется. – А чего ты тут делаешь? Последний раз, как я тебя видел, тебе было лет тринадцать, кажется.
– Возможно. Но ведь это проходит.
– Да, – хохочет Эйб. – Проходит, это уж точно.
– И я, возможно, понимаю значительно больше, чем ты думаешь.
Лилиан подвигается к Эйбу, в широко раскрытых глазах прямо светится призыв к непосредственным действиям – такой детский и откровенный, что у Эйба даже мелькает мысль, а не опытная ли это соблазнительница, умело притворяющаяся ребенком. Эйб хохочет и видит, насколько Лилиан обижена, она мгновенно съеживается, уходит в себя, словно морской анемон, когда его тронешь пальцем. Ну, с этой все ясно, она понимает не больше, чем он думал, а пожалуй, еще и меньше. Малявка, одним словом.
– Тебе не нужно сюда ходить.
– Обо мне можешь не беспокоиться, – презрительно фыркает Лилиан. – И мы с моей подругой Маршей все равно скоро уходим, сегодня я ночую у нее.
Господи ты боже.
– Ну, вот и хорошо. А как твои родители?
– У них все в порядке.
– Передавай привет.
Сказав, что передаст, Лилиан удаляется к своим подружкам, одарив Эйба напоследок очаровательнейшей из улыбок. Эйб вспоминает, какой заход делало на него это дите, и разражается хохотом. Возможно, она вознамерилась получить от своего симпатичного, потрясного старого знакомого первый в жизни поцелуй. А ведь и правда хорошая девочка, у Сэнди ей совсем не место; Эйб чувствует большое облегчение, когда Лилиан вместе со своими – такими же зелеными – подружками хихикающей стайкой направляются к двери. Отважное знакомство с вертепом разврата закончилось вполне благополучно.
Еще большую радость чувствует он через полчаса, когда из бассейна притаскивают Таша – голого, мокрого и в полном отрубе. Подружки Анджелы, которым Сэнди дал коллективное прозвание Шустрые Шлюшки, отвели Таша к имитаторной серфинговой доске и уговорили его, непрерывно хихикая, покататься по проецируемым на видеоэкран волнам, что Таш и выполнил – с идеальной, несмотря на весь свой отруб, грацией.
– Э-гей! – кричит он, явно не замечая ничего, кроме своей волны, – великолепной, двенадцатифутовой высоты «трубы». Эрика, союзница Таша, смотрит на него весьма неодобрительно.
– Слышь, люди, – неожиданно оживился Джим, вот так, с раскинутыми руками, он точно как статуя Посейдона из Афинского музея, – я сейчас, подождите секунду.
Подойдя к видеопульту, он пощелкал на клавиатуре, и волна сменилась неподвижным изображением статуи: покрытая патиной бронза, бородатый мужчина, готовящийся метнуть дротик, вместо глаз – пустые ямы; Таш взглянул на Посейдона и мгновенно принял ту же позу. Потолок чуть не обрушился.
– Да он же и вправду копия, – крикнул кто-то, перекрывая общий гвалт.
– Даже глаза точно такие, – со смехом добавил Джим.
Таш отозвался негодующим рычанием, но позы не изменил.
Привлеченные оглушительным хохотом Эйба, к нему подсели две Шустрые Шлюшки, давние члены клуба поклонниц Эйба Бернарда; гибкие тела Инес и Мэри плотно прижались к нему с обеих сторон, их пальцы начали перебирать его волосы. Да, блаженство не стесненной никаким союзом свободы…
Эйб положил руку на талию Инес, но тут же почему-то – может быть, виной оказалась податливость теплой плоти? – перед его глазами встала сегодняшняя раненая женщина. Только что вытащенная из сплетения искореженного металла, неестественно согнутая, залепленная пластырем, засунутая в корсет, окровавленная… Хрен с ним со всем. Тут же – резкие спазмы в желудке. Эйб изо всех сил обнял Инес, зажмурился и кое-как придал своему лицу нормальное выражение.
– А где тут моя пипетка?