— Естественно. И вам удалось избавить ее от этой навязчивой идеи?
— Думаю, удалось, сэр.
Наступила короткая пауза, и миссис Бересфорд нетерпеливо сказала:
— Джулиус, ты опять ходишь вокруг да около.
— Ну, Мэри. Я не думаю...
— Чепуха,— отрезала она, — Молодой человек, вы знаете, что более всего подтолкнуло меня к этому путешествию? Не считая,— улыбнулась она,— великолепной кухни. То, что об этом просил мой муж — он хотел знать мое мнение о вас. Джулиус, как вам известно, уже совершил несколько рейсов на вашем корабле. Он, как говорится, положил на вас глаз в отношении работы в его фирме. Мой муж, могу сказать, сделал свое состояние не столько за счет того, что работал сам, сколько за счет того, что правильно подбирал людей, которые работали на него. Он еще никогда не ошибался. Не думаю, что он ошибается и сейчас. Кроме того, в вашу пользу говорит еще одно, дополнительное, обстоятельство.
— Да, мадам?— вежливо отозвался я.
— Вы — единственный молодой человек из тех, кого мы знаем, кто не превращается в тряпку всякий раз, когда видит нашу дочь. Это очень важное качество, поверьте мне.
— Вы бы хотели работать у меня, мистер Картер? — спросил в лоб Бересфорд.
— Думаю, хотел бы, сэр.
— Видишь! — миссис Бересфорд взглянула на мужа.— Решено, что...
— Вы согласны? — прервал ее Джулиус Бересфорд.
— Нет, сэр.
— Почему нет?
— Потому что вы занимаетесь сталью и нефтью. Я же разбираюсь только в море и кораблях. Эти сферы не сочетаются. У меня нет нужной квалификации, чтобы работать у вас, а в моем возрасте слишком поздно ее приобретать. Я не могу дать согласие на работу, к которой я не пригоден.
— Даже за двойную оплату? Или за тройную?
— Поверьте мне, сэр, я благодарен вам за предложение. Очень высоко ценю его. Но дело не только в деньгах.
— Ну что ж,— Бересфорды переглянулись. Похоже, мой отказ не слишком обеспокоил их, да и не было никакого повода для их беспокойства.— Мы задали вопрос и получили ответ. Все справедливо. — Джулиус Бересфорд переменил тему разговора.— Как вы оцените мои заслуги, то, что я затянул сюда старика?
— Думаю, вы поступили очень благоразумно,— и посмотрел туда, где в дальнем конце гостиной, возле двери, сидел в своем инвалидном кресле старик Сердан со стаканом «шерри» в руке. Рядом с ним на диванчике сидели его медсестры. Они тоже держали стаканы с «шерри». Старик о чем-то оживленно беседовал с капитаном.— Очевидно, он ведет очень уединенный образ жизни. Трудно было его уговорить?
— Вовсе нет. Он с удовольствием принял приглашение.— Я зафиксировал в памяти эту информацию. После той незабываемой встречи с Серданом у меня сложилось впечатление, что единственное, что могло доставить ему удовольствие в связи с этим приглашением, была возможность дать грубый отказ.— Извините нас, мистер Картер. Знаете ли, обязанности хозяев перед гостями...
— Безусловно, сэр,— я сделал шаг в сторону, но миссис Бересфорд вновь возникла передо мною, загадочно улыбаясь.
— Мистер Картер,— уверенно начала она.— Вы совершенно неисправимый упрямец. Только вперед, а иногда ведь полезно и повернуть шею, чтобы держать нос по ветру. Не подумайте только, что я намекаю на последствия вашего вчерашнего происшествия.
Они двинулись дальше. Я смотрел им вслед, перебирая в голове самые различные мысли, затем подошел к боковой стойке бара. Всякий раз, когда я двигался сюда, у меня появлялась мысль о том, что вместо стакана хорошо было бы иметь в руке мачете, чтобы прорубать себе дорогу сквозь заросли цветов, кактусов, кустов, растущих в горшках, вьющихся растений, которые превратили бар в совершенно непроходимые джунгли. Дизайнер, создававший этот интерьер, видимо, впал в состояние экстаза и вполне мог считать свое творение замечательным, он ведь не остался жить здесь, а каждый вечер отправлялся на южную окраину Лондона, где жена выставила бы его за дверь, если бы он попытался устроить нечто подобное дома. Но пассажирам, похоже, это нравилось.
Не слишком поцарапавшись, я пробрался к бару и спросил бармена:
— Как дела, Луи?
— Все хорошо, сэр,— чопорно ответил Луи. Его лысина поблескивала от капелек пота, тоненькие усики нервно подергивались. Происходят нарушения установленных порядков, а Луи очень не любил нарушений. Затем он слегка оттаял и сказал: — Похоже, сегодня вечером выпивают много больше обычного, сэр.
— Еще не выпита и половина.— Я подошел к заставленным хрусталем полкам, откуда мне была видна внутренность стойки, и тихо сказал: — Не очень-то ты уютно устроился.
— Боже мой, конечно, нет!— и действительно трудновато было боцману разместиться под стойкой — бедняга скорчился, его колени упирались в подбородок, но зато никто не мог его видеть со стороны стойки бара.— И затекло все, сэр. Даже не могу пошевелиться, когда подойдет время.
— И запах напитков доводит тебя до отчаяния,— сочувственно сказал я. Я не был так спокоен, как казалось. Постоянно вытирал ладони о китель, но все мои старания сохранить их сухими были тщетны. Я вернулся к стойке.— Двойное виски, Луи. Большую порцию двойного виски.
Луи налил стакан и передал его мне без единого слова. Я поднес стакан к губам, потом опустил его под стойку, и большая рука благодарно обхватила его. Тихо, как бы обращаясь к Луи, я произнес: — Если потом капитан учует запах, можешь сказать, что тебя облил растяпа Луи. Пойду прогуляться, Арчи. Если все в порядке, вернусь через минут пять.
— А если нет? Если вы ошибаетесь?
— Да поможет мне бог. Старик скормит меня акулам.
Выбравшись из-за стойки, я неторопливо направился к двери. Я видел, что Буллен пытается перехватить мой
взгляд, но постарался этого не замечать — старина был худшим актером в мире. Проходя мимо, я улыбнулся Сьюзен Бересфорд и Тони Каррерасу, достаточно вежливо кивнул старику Сердану, слегка склонил голову, приветствуя его сиделок. Худощавая, как я заметил, опять занялась своим вязаньем, и, по моему мнению, получалось у нее неплохо. Наконец, оказался у двери. Выйдя из гостиной, я мог избавиться от притворной ленивой походки и через десять секунд был уже у входа в пассажирский отсек верхней палубы. В середине длинного коридора, в своей будке, сидел Уайт. Я быстро заскочил к нему, приподнял крышку его стола и извлек оттуда четыре предмета: кольт, фонарь, отвертку и ключ, открывающий дверь любой каюты на этой палубе. Я сунул кольт за пояс, фонарь—в один карман, отвертку — в другой. Неподвижный взгляд Уайта был направлен в угол будки, как будто меня и не было. Его руки были крепко сжаты, как в молитве. Но даже сжав пальцы, он не мог унять их дрожь. Я вышел, так и не сказав ни слова, и через десять секунд был в люксе, который занимал Сердан со своими сиделками, закрыв за собой дверь на ключ. Повинуясь неожиданно сработавшему инстинкту, я включил фонарик и прошелся лучом вдоль косяка двери. Бледно-голубая дверь на фоне бледно-голубой переборки. Сверху, над дверью, свисала на пару дюймов бледно-голубая нитка. Порванная бледно-голубая нитка —для тех, кто укрепил ее, это была своего рода визитная карточка, знак, что в каюте побывали гости. То, что нить порвалась, меня не волновало, но меня беспокоило то, что, судя по этой нитке, кто-то начал принимать меры предосторожности, заподозрив неладное. Это могло сильно осложнить дело. Возможно, нам все-таки следовало объявить о смерти Декстера.
Через каюту сиделок и гостиную я прошел прямо в каюту Сердана. Шторы были задернуты, но свет включать я не стал. Свет могли заметить сквозь шторы, и если они так подозрительны, как я полагал, то кто-нибудь мог поинтересоваться, почему я вышел столь неожиданно и куда пошел. Я отрегулировал фонарик так, чтобы он светил узким лучом, и направил его вверх. Вентиляционная шахта кондиционера шла с кормы в сторону носовой части, и первая решетка находилась прямо над кроватью Сердана. Отвертка даже не понадобилась. В ярком свете фонарика внутри шахты что-то поблескивало. Я просунул через отверстие два пальца и вытащил то, что блестело,— пару наушников. Я еще раз посмотрел сквозь решетку. Провод наушников заканчивался вилкой, вставленной в розетку, укрепленную на верхней стенке вентиляционной шахты. Прямо под радиорубкой. Я выдернул вилку, обернул провод вокруг наушников и погасил фонарь.