Я перевел взгляд вправо. Каррерас и его сын стояли там же, где и раньше, но сейчас в руке Тони Каррераса был пистолет. Мой пистолет. За ними была видна группа людей, в беспорядке лежавших и сидевших на полу. Сердан, «медсестра», которую я застрелил, и еще трое. Томми Уилсон, улыбчивый, милый, беспечный Томми Уилсон был мертв. Ему больше не придется беспокоиться о своей математике. Мне не нужен был доктор Марстон со своей близорукостью, чтобы определить, что Уилсон мертв. Он лежал на спине, и с моего места было видно, что он прострелен пулеметной очередью поперек груди. Очевидно, он принял на себя главный удар из этого шквала огня. А ведь Томми даже не поднимал пистолета.
Арчи Макдональд лежал, вытянувшись, на боку, недалеко от Уилсона. Мне показалось, что он лежит очень спокойно, слишком спокойно. Я не мог видеть переднюю часть его тела, он лежал, отвернувшись от меня. Я лишь знал, что пулеметные очереди лишили его жизни, как лишили жизни Томми Уилсона. Но я видел, что с его лица и шеи кровь медленно струилась на ковер.
Капитан Буллен, напротив, сидел. И был к тому же жив, хотя на его шансы остаться в живых я не поставил бы и медного гроша. Он был в полном сознании, на губах застыла натянутая улыбка, белое как мел лицо искажено болью. Его правый бок, от плеча до пояса, был пропитан кровью, пропитан настолько, что я не мог определить, куда именно угодили пули. Но я видел ярко-красные пузыри на его искривленных губах, а это означало, что у него прострелено легкое.
Я посмотрел еще раз на всех троих. Буллен, Макдональд, Уилсон. Три прекрасных человека, лучше которых трудно найти. Три товарища по плаванию, лучше которых найти было невозможно. Они не хотели того, что случилось, не хотели крови, страданий и смерти. Единственное, чего они хотели, это иметь возможность мирно и тихо, как можно лучше, делать свое дело, выполнять свою работу. Трудолюбивые, общительные и безупречно честные, они никогда не прибегали к насилию, никогда даже не
помышляли о нем, и теперь они лежали здесь, мертвые и умирающие. Макдональд и Буллен, у которых есть семьи, и Томми Уилсон, у которого невеста в Англии и девушка в каждом порту обеих Америк. Я смотрел на них и не чувствовал ни сожаления, ни горя, ни гнева, ни ярости. Был спокоен, беспристрастен и до странности отрешен от всего. Я перевел взгляд на Каррерасов и Сердана и произнес про себя клятву. Мое счастье, что ни один из Каррерасов не слышал этой клятвы. Они были умными, предусмотрительными и пристрелили бы меня на месте.
Я не чувствовал никакой боли, но помнил о том чугунном снаряде, который отбросил меня к стойке. Посмотрел на свою ногу и увидел, что от середины бедра до колена брюки так пропитались кровью, что на них не оставалось и белого пятнышка. Ковер вокруг ноги пропитался кровью. Смутно припомнилось, что ковер стоил свыше десяти тысяч фунтов, и сегодня на его долю выпали большие испытания. Лорд Декстер пришел бы в ярость. Я опять посмотрел на свою ногу и потрогал пропитанную кровью ткань. Три четких разрыва означали, что в меня угодили три пули. Я решил, что боль придет позже. Очень много крови, слишком много крови, уж не артерия ли перебита?
— Леди и джентльмены, говорил Каррерас-старший, и хотя у него наверняка сильно болела поврежденная рука, на лице это никак не отражалось: От злобы и ярости, которые я недавно видел, остались лишь воспоминания, он снова был уверенным, спокойным, утонченным человеком, который полностью контролировал ситуацию.
—Я сожалею о том, что случилось, очень сожалею,— левой рукой он указал на Буллена, Уилсона, Макдональда и меня.— Все это было совершенно не нужно, и то, что случилось с капитаном Булленом и его людьми, вызвано безрассудной глупостью капитана Буллена.— Большинство пассажиров встали с пола, и я видел, как Сьюзен Бересфорд, стоя рядом с отцом, пристально глядит на меня, как будто у нее плохое зрение. На бледном лице ее глаза казались необыкновенно большими.— Я выражаю сожаление по поводу неприятностей, доставленных вам, мистер и миссис Бересфорд. Я приношу свои извинения по поводу того, что был испорчен сегодняшний коктейль. Вашу любезность следовало вознаградить не таким образом.
— Ради бога, прекратите цветистые речи,— вмешался я. Голос напоминал скорее не мой собственный, а карканье простуженной вороны.— Позовите доктора к капитану Буллену. У него прострелено легкое…
Он посмотрел в раздумье на меня, перевел взгляд на Буллена, затем снова посмотрел на меня.
— Вы обладаете одним неотъемлемым качеством, мистер Картер,— произнес он задумчиво. Он наклонился и пристально изучил мою окровавленную ногу.— Три попадания, ваша нога должна быть сильно повреждена, и все же вы умудряетесь заметить такую мелочь, как кровавый пузырек на губах капитана Буллена. Вы выведены из строя, чему я немало рад. Если бы все офицеры и команда были набраны из таких людей, как вы, я бы никогда не рискнул приблизиться к «Кампари» ближе, чем на тысячу миль. Что касается доктора, он скоро будет здесь. Он оказывает помощь человеку на мостике.
— Джеймисону? Третьему помощнику?
— Мистеру Джеймисону уже не поможет никто,— коротко сказал он.— Как и капитан Буллен, он вообразил себя героем, как и капитан Буллен, он поплатился за свою глупость. Рулевой ранен в руку шальной пулей.— Он повернулся к пассажирам.— Вашей личной безопасности больше ничего не угрожает. «Кампари» отныне полностью в моих руках. Вы, однако, в мои планы не входите и через два-три дня будете пересажены на другой корабль. А пока будете жить, спать и питаться в этом помещении, так как я не могу поставить охранников у каждой каюты. Сюда принесут матрацы и одеяла. Если вы окажете нам содействие, то сможете находиться в относительно комфортабельных условиях, и вам, безусловно, бояться нечего.
— Что означает это вульгарное насилие? — голос Бересфорда дрожал.— Эти головорезы, эти убийцы, что это? Кто они такие? Откуда взялись? Что вы собираетесь делать? Вы сошли с ума. Надеюсь, вы понимаете, что все это вам так не сойдет?
— Пусть эта мысль вас утешает. А, доктор, вот и вы! — Он протянул свою правую руку, обмотанную платком,— Взгляните сюда, прошу вас.
— Будьте прокляты и вы, и ваша рука,— с горечью сказал доктор Марстон. Старина дрожал, он был потрясен видом мертвых и умирающих, и тем не менее с безумным безрассудством вступил в спор.— Здесь находятся более тяжело раненные, и я должен...
— Вы должны понять, что я, и только я, отдаю теперь приказы,— оборвал его Каррерас.— Мою руку. Немедленно! А, Хуан,— это относилось к высокому, худощавому смуглому человеку, который вошел со свернутой трубочкой морской картой под мышкой,— передай ее мистеру Картеру. Вот ему. Мистер Картер, капитан сказал, а я знал об этом уже давно, что мы идем в Нассау и прибудем туда менее чем через четыре часа. Проложите курс так, чтобы мы прошли мимо Нассау с востока, затем между островами Большой Абако и Эльютера и дальше на норд-норд-вест в Северную Атлантику. Боюсь, что мои навыки кораблевождения слегка запущены. Отметьте приблизительно интервалы времени для изменения курса.
Я взял карандаш, линейки, циркули и положил карту на колени. Каррерас недоуменно на меня посмотрел.
— Так что, мы обойдемся без высказываний типа «прокладывайте ваш чертов курс сами»?
— Чего ради? — устало спросил я.— Вы без колебаний выстроите всех пассажиров и будете расстреливать их по одному до тех пор, пока я не соглашусь вам помогать.
— Приятно иметь дело с человеком, который видит и понимает должным образом неизбежное,— улыбнулся Каррерас.— Но вы сильно преувеличиваете мою жестокость. Позже, после того, как вам будет оказана помощь, вы займете постоянное место на мостике. Как это не прискорбно, но, полагаю, вы понимаете, что вы — единственный оставшийся палубный офицер.
— Вам придется поставить на мостик кого-нибудь другого,— с горечью сказал я.— У меня раздроблена берцовая кость.
— Что? — Он пристально посмотрел на меня.
— Я чувствую, как внутри ноги трутся осколки,— я скорчил гримасу, чтобы до него дошло, как трутся осколки кости.— Доктор Марстон вскоре это подтвердит,— добавил я.