— Сьюзен! — Я говорил охрипшим голосом, как будто он принадлежал кому-то другому.— Сьюзен, вы не пострадали?
Она прильнула еще ближе. Каким-то чудом она удержала в правой руке фонарь. Он был где-то за моей спиной, но отраженный от борта луч давал достаточно света, чтобы осмотреться. Ее маска была сорвана, оцарапанное лицо кровоточило, волосы растрепались, одежда промокла, а сердце билось, как у пойманной в ловушку птички. На какую-то долю секунды меня посетило непрошенное воспоминание об очень уравновешенной, прелестно-ядовитой, мнимо-заботливой юной леди, спрашивавшей меня о коктейлях всего лишь два дня назад в Карраччо, но оно исчезло так же быстро, как и возникло, слишком оно было неуместным.
— Сьюзен! — переспросил я.— Вы не ранены?
— Не ранена.— она тяжело вздохнула, даже не вздохнула, а содрогнулась.— Я просто так испугалась, что боялась двинуться.— Слегка ослабив свой захват, она посмотрела на меня своими зелеными глазами, казавшимися еще большими на бледном лице, и затем зарылась лицом в мое плечо. Я подумал, что она собирается меня задушить.
К счастью, это длилось недолго. Я почувствовал, как слабеют ее объятья, увидел, как сдвинулся луч фонаря, и вдруг она сказала неестественно спокойным и ровным голосом:
— Вот они.
Я повернулся и увидел их в десяти футах от нас. Три гроба — Каррерас уже разбил ящики — аккуратно стояли покрытые брезентом между отражательной перегородкой и переборкой, в месте, где им ничего не грозило. Как твердил Тони Каррерас, его папаша ничего не упускал из виду. Темные полированные гробы с черными кистями и бронзовыми ручками. В крышку одного из них была вделана пластина, то ли медная, то ли бронзовая, трудно было разобрать.
— Это упрощает дело.— Мой голос звучал почти нормально. Я достал молоток и зубило, которые прихватил из склада боцмана, и бросил их на пол.— Мне будет нужна только эта отвертка. В двух из них мы обнаружим то, что обычно бывает внутри гробов. Дайте мне фонарь и оставайтесь здесь. Я постараюсь сделать все как можно быстрее.
— Вы сделаете это еще быстрее, если фонарь буду держать я.— Ее голос был такой же ровный, как и мой, но Жилка на шее пульсировала, как механический молот.— Пожалуйста, поторопитесь.
У меня не было желания спорить с ней. Я ухватился за основание ближайшего ко мне гроба и хотел пододвинуть его поудобнее для работы. Но он не поддался. Я просунул руку под нижнюю часть, чтобы приподнять его, и неожиданно мой палец наткнулся на дырку в дне гроба. Затем я нащупал ещё одну, затем третью. Цинковый гроб с отверстиями в дне было, по меньшей мёре, странно.
Выдвинув гроб, принялся за шурупы. Они были бронзовые и очень большие, но и отвертку из боцманской кладовки я взял не маленькую. У меня из головы не выходила мысль, что если наркотик, который доктор Марстон дал часовому, был такой по силе, как обезболивающий укол, то часовой должен был вот-вот проснуться. Если еще не проснулся. Я снял крышку гроба очень быстро.
Под крышкой вместо ожидаемого мною крепа было старое грязное одеяло. Очевидно, погребальные обычаи в стране, где правила хунта, отличались от наших. Я стащил одеяло и убедился, что был прав. Их обычаи были довольно своеобразны. Вместо тела покойного у них, оказывается, было принято укладывать в гроб аматоловые шашки, набор детонаторов и небольшую квадратную коробку с проводами — по всей вероятности, часовой механизм. Мгновенное определение вида взрывчатки не было доблестью — на каждой шашке было разборчиво написано страшное слово.
Сьюзен смотрела через мое плечо.
— Что такое аматол?
— Сильное взрывчатое вещество. Здесь его достаточно для того, чтобы разнести «Кампари» на части.
Она больше ни о чем не спрашивала. Я положил на место одеяло, привинтил крышку и взялся за следующий гроб. У него тоже на нижней части были отверстия, вероятно для того, чтобы не допустить запотевания взрывчатки Я снял крышку, оглядел содержимое и поставил ее на место. Номер два был дубликатом номера один. И тогда я приступил к третьему гробу. К тому, на котором была пластина. Там должно быть именно то, что я искал. Пластина была выполнена в форме сердца, а надпись с впечатляющей простотой гласила: «Ричард Хоскинс. Сенатор». И все. Сенатор чего, я не знал, но впечатляло. Впечатляло достаточно, чтобы обеспечить почтительное отношение на всем пути в Штаты. Я снял крышку с таким почтительным благоговением, как будто Ричард Хоскинс был на самом деле внутри гроба. Но я знал, что его там нет.
То, что лежало внутри, было прикрыто пледом. Я осторожно приподнял плед. Сьюзен поднесла фонарь. На одеяле и вате лежал полированный алюминиевый цилиндр длиной в 75 дюймов и 11 дюймов в диаметре, с белой керамической головкой. Было что-то пугающее в том, что он лежал так просто, что-то неизъяснимо ужасное. Хотя, возможно, это было связано всего лишь с моими мыслями по его поводу.
— Что это? — Сьюзен говорила так тихо, что вынуждена была подойти еще ближе и повторить вопрос: — Джонни, ради бога, что это такое?
— «Твистер».
— Что?
— «Твистер».
— О господи!— Она, наконец, поняла.— Это... это ядерное устройство, которое было украдено в Южной Каролине? «Твистер»? — Она неуверенно поднялась на ноги и отступила назад,— «Твистер»!
— Он вас не укусит,— сказал я, не особо будучи в этом уверен, — Тротиловый эквивалент у него пять тысяч тонн. С гарантией разнесет в щепки любой корабль или вообще испарит его. И именно это собирается сделать Каррерас.
— Я... я не понимаю.— Может быть, это значило, что она чего-то не расслышала — наш разговор все время перемежался металлическим скрипом и ударами разбивающегося дерева, а может, относилось к смыслу того, что я сказал.— Когда он захватит золото с «Тайкондероги» и перегрузит его на тот корабль, который ждет его, он собирается с помощью этого устройства взорвать «Кампари»?
— Да нет у него никакого корабля, который его ждет. И никогда не было. Перегрузив золото, добросердечный Мигель Каррерас освободит всех пассажиров и команду «Кампари» и разрешит им отплыть на «Тайкондероге». В качестве еще одного свидетельства своей сентиментальности и великодушия он попросит забрать для погребения в родной земле этого сенатора Хоскинса и его славных спутников. Капитан «Тайкондероги» никогда не посмеет отказать в такой просьбе, а если дело до этого и дойдет, Каррерас найдёт средства убедить его переменить свое решение. Видите это? — Я указал на панель в хвостовой части «Твистера».
— Не прикасайтесь! — Если можно представить себе вскрик шепотом, то именно это она и сделала.
— Да я не прикоснусь к ней за все деньги, которые находятся на «Тайкондероге»,— горячо заверил я ее.— Я даже боюсь смотреть на эту проклятую штуку. Во всяком случае, под этой панелью почти наверняка скрыт часовой механизм, который будет запущен перед тем, как гроб будет перегружен. Мы весело пускаемся в путь, пытаемся связаться с Норфолком, армией, флотом, авиацией. ФБР, с кем там еще — ведь марионетки Каррераса на борту «Тайкондероги» обязательно выведут из строя передатчики, и у нас не будет возможности отправить сообщение. Через полчаса, может час, после отхода «Кампари», пожалуй, все-таки час — даже Каррерас, думаю, не захочет находиться вблизи ядерного взрыва — будет небольшой трах-тарарах.