— Ваш сын — что?
— Мертв.— Если ему чего-то и недоставало, то как родитель Мигель Каррерас обладал всеми нормальными инстинктами отца. Уже сама степень его сдержанности показывала, насколько сильно он потрясен. На какое-то мгновение мне стало искренне жаль его. Но на очень короткое мгновение. Затем передо мной встали лица Уилсона, и Джеймисона, и Брауна, и Броунелла, и Декстера, лица всех погибших, и жалость прошла.
— Мертв? — повторил я. Недоумение, но далекое от потрясения, что соответствовало тем чувствам, которые мне полагалось проявить.— Ваш сын? Мертв? Как он мог умереть? Отчего он умер? — Совершенно бессознательно моя рука потянулась к ножу, лежавшему под подушкой. Но даже если бы он и увидел его, это не имело особого значения — после пяти минут в стерилизаторе с него сошли все следы крови.
— Я не знаю. — Он покачал головой и приободрился: на его лице не было и тени подозрения.— Я не знаю.
— Доктор Марстон,— сказал я.— Надеюсь, вы...
— Мы не смогли найти его. Он исчез.
— Исчез? — Это был капитан Буллен, который пытался внести свой вклад. Его голос звучал немного увереннее, не так хрипло, как прошлой ночью.— Исчез? Человек не может так просто исчезнуть на борту корабля, мистер Каррерас.
— Мы потратили два часа на обыск судна. Моего сына нет на борту «Кампари». Когда вы его видели в последний раз, мистер Картер?
Я не стал закатывать глаза, чесать затылок или заниматься подобной ерундой. Интересно, как бы он отреагировал, если бы я сказал: «Когда перебрасывал его через борт «Кампари» прошлой ночью...» — Вместо этого я просто ответил:
— Вчера вечером, после ужина, когда он заходил сюда. Он недолго пробыл здесь. Сказал что-то вроде: «Капитан Каррерас делает обход» — и ушел.
— Это верно. Я сам отправил его осмотреть корабль. Как он выглядел?
— Не блестяще. Весь зеленый от морской болезни.
— Мой сын был неважный моряк,— согласился Каррерас.— Возможно...
— Вы сказали, что он осматривал корабль,— прервал его я,— Весь корабль? Палубы и все остальное?
— Именно так.
— Вы натянули штормовые леера на юте и на носу?
— Нет. Я не думал, что это необходимо.
— Ну что же,— мрачно изрек я,— в этом, возможно, и заключается ответ. Нет лееров— не за что ухватиться. Почувствовал тошноту, подбежал к борту, внезапный крен...— я не закончил предложения.
— Возможно, но не для него. У него было исключительное чувство равновесия.
— От чувства равновесия мало пользы, когда поскользнешься на мокрой палубе.
— Совершенно верно. Но я не исключаю и возможность нападения.
— Нападения? — Я уставился на него, благодаря бога за то, что даром телепатии обладают лишь немногие люди.— Какое нападение, когда вся охрана и пассажиры находятся под охраной в закрытых помещениях? Если, конечно,— задумчиво произнес я,— у вас самого нет скрытой причины подозревать кого-то в предательстве.
— Я еще не завершил расследование,— холодным голосом произнес он, давая понять, что вопрос закрыт. Мигель Каррерас был опять занят делом. Тяжелая утрата не согнула его. Как бы он не переживал в глубине души смерть сына, это ни в малейшей степени не отражалось на его деятельности или на безжалостном намерении осуществить планы, которые он задумал. К примеру, никак не сказывалось на его планах на следующий же день развеять по стратосфере наши бренные останки. У него могли проявляться признаки человечности, но основной чертой в характере Каррераса был полный, безоговорочный фанатизм, который был еще опаснее из-за того, что он был глубоко спрятан под внешней интеллигентностью облика.
— Карта, Картер.— Он передал мне карту вместе с листком бумаги, на котором были указаны координаты корабля.— Посмотрите, идет ли «Тайкондерога» своим курсом. И проверьте, идет ли она по графику. Мы тогда позже вычислим время перехвата, если мне утром удастся определиться.
— Вам удастся определиться,— хриплым голосом заверил его Буллен.— Говорят, дьявол благосклонно относится к себе подобным, Каррерас, и он проявил благосклонность к вам. Мы выходим из шторма, и к полудню небо начнет проясняться. Вечером будет дождь, но вначале прояснится.
— Вы уверены в этом, капитан Буллен? Вы уверены в том, что мы выходим из шторма?
— Уверен. Точнее сказать, шторм уходит от нас.— Старина Буллен был специалистом по ураганам и готов был говорить о своем любимом предмете с кем угодно, даже с Каррерасом и даже тогда, когда сам мог разговаривать лишь хриплым шепотом.— Безусловно, ветер не стих и море не успокоилось, но главное сейчас — это направление ветра. Он сейчас дует с северо-запада, а это означает, что ураган находится к северо-востоку. Он обошел нас с востока по правому борту где-то ночью и двигался он на север, а затем неожиданно повернул на северо-восток. Очень часто, когда ураган достигает крайней северной широты, его подхватывают весты; он может оставаться в точке поворота и двенадцать, и двадцать четыре часа. А это значило бы, что вам предстояло через него пройти. Но вам повезло: он отклонился и ушел к востоку почти без задержки.— Буллен откинулся в кровати почти на грани изнеможения. Даже такое незначительное усилие давалось ему с трудом.
— И вы можете все это рассказать лежа здесь, в постели?— требовательным голосом спросил Каррерас.
Буллен одарил его коммодорским взглядом, которым бы он посмотрел на любого юнгу, осмелившегося усомниться в его знаниях, и не счел нужным ответить.
— Значит, погода должна улучшаться? — настаивал Каррерас.
— Я, кажется, ясно сказал.
Каррерас кивнул. У него были две главные заботы: успеть к месту перехвата и иметь возможность перегрузить золото — и обе они теперь исчезли. Он резко повернулся и вышел из лазарета.
Буллен прочистил горло и напряженным шепотом, но уже официальным тоном заявил:
— Поздравляю, мистер Картер. Вы самый бойкий лгун, которого мне приходилось когда-либо видеть.
Макдональд лишь ухмыльнулся.
День не спеша, но уверенно клонился к вечеру. Как и предсказывал Буллен, солнце появилось и затем исчезло. Море успокоилось, но не настолько, чтобы облегчить страдания наших пассажиров, а ветер, как и раньше, продолжал дуть с северо-запада. Буллен под воздействием снотворного проспал почти весь день, временами сон переходил в бессознательное бормотанье, но к моему облегчению, он ни разу не упомянул имени Тони Каррераса. Мы же с Макдональдом то болтали, то дремали. Но после того, как я ему рассказал, что собираюсь сделать предстоящей ночью, когда — и если — сумею залезть на верхнюю палубу, мы уже не дремали.
Сьюзен в тот день я видел лишь краем глаза. Она появилась после завтрака, ее рука была в гипсе и на перевязи. Это не вызвало ни у кого подозрения, даже у Каррераса: она рассказала, что уснула в кресле, свалилась с него во время шторма и сломала руку. В качку такие случаи — не редкость, и никто даже не подумал усомниться в правдивости сказанного. Часов в десять утра она попросила разрешения присоединиться к родителям, находившимся в гостиной, и оставалась там весь день.
В пятнадцать минут первого вновь появился Каррерас. Если его расследование по поводу возможного предательства как-то и продвинулось, он ничего об этом не сказал, даже не упоминал об исчезновении сына. Как обычно, он принес карту, на этот раз даже две, и координаты «Кампари» в полдень. Совершенно очевидно, ему удалось определить точное местоположение корабля при помощи солнца.
— Наше положение, наша скорость, их положение, их скорость и наш относительный курс. В точке, обозначенной крестом, мы их перехватим?
— Полагаю, вы этот вопрос для себя уже проработали?
— Уже.
— Мы их не перехватим,— ответил я через несколько минут.— При нашей скорости мы должны прибыть в место встречи через семь или семь с половиной часов. Где-то в полночь. На пять часов раньше, чем они.
— Благодарю вас, мистер Картер. Это полностью совпадает с моими расчетами. Не так уж сложно будет подождать пять часов до прибытия «Тайкондероги».