Что было делать? Афамант, придя в отчаяние, решил отправить самых мудрых старцев в священный город Дельфы: пусть вещие жрецы Аполлона научат их, как надо поступить, чтобы избежать голода и смерти.
Послы отправились в путь и достигли Дельфийского храма.
— Царь Афамант, — сказали им жрецы, — должен вымолить прощение у Нефелы-тучи. Он должен выполнить все, что только она ему велит сделать.
Но коварная Ино не позволила передать мужу эти страшные для нее слова. Далеко за стенами города, там, где в тени священной масличной рощи белела статуя бога Гермеса, она, переодетая простой женщиной, встретила Афамантовых послов. Она напоила их дорогим вином. Она осыпала их пышными дарами. Она подкупила их. И, придя в царский дворец, седобородые послы слукавили перед Афамантом.
— О царь! — сказали они ему так, как их подучила Ино. — Чтобы избавить твой народ от бедствия, голода и смерти, ты должен принести в жертву великим богам своего сына Фрикса. Отведи мальчика на священную гору и заколи там над жертвенником. Пусть его кровь брызнет вместо дождя на беотийскую землю. Тогда боги простят тебя, и эта земля принесет людям великий урожай.
Горько заплакал царь Афамант, услышав эти слова. С криком отчаяния разорвал он свои царские одежды. Он бил себя в грудь, ломал руки, прижимал к себе любимого сына. Но за стенами дворца уже бушевала толпа народа. Исхудавшие от голода люди смотрели сумрачно. Бледные матери поднимали на руках и показывали несчастному царю своих голодных детей. И царь Афамант решился.
— Пусть один мой сын погибнет, если его смерть спасет многих! — прошептал он, покрывая голову полой своего хитона. — О Нефела, Нефела! Страшно карают меня боги за мою вину перед тобой. Страшно мое наказание, Нефела! Сжалься над нами!
Все было уже готово для жертвоприношения. Белый камень, обагренный кровью бесчисленных барашков и тельцов, вымыли еще с вечера. На медных треножниках зажгли в курильницах зерна душистого ладана. Принесли широкогорлые сосуды с водой. Старый суровый жрец, держа в правой руке острый и кривой нож, протянул левую. Он безжалостно схватил за кудрявые, черные, как смоль, волосы плачущего, дрожащего мальчика, связанного белым полотенцем.
Мальчик закричал в ужасе. Светлокудрая Гелла, его сестра, с отчаянным воплем бросилась к брату. Жрец грубо оттолкнул ее, но вдруг…
Вдруг над горой раздался словно удар грома. И жрец, и все, кто пришел, чтобы видеть, как будет принесен в жертву царский сын Фрикс, вздрогнули и закрыли глаза руками. Ослепительный свет прорезал воздух. Послышался легкий звон, точно невидимая рука перебрала золотые струны огромной лиры. Белое облачко, сияя все сильнее, налетело на гору, окутало смоковницу, жертвенник, людей и унеслось. А на голых камнях, рядом с дрожащими Фриксом и Геллой, остался овен, барашек, но не простой баран, а золотой. Длинное, нежное, но тяжелое руно его сияло, точно пламя. Золотые рога закручивались крутыми завитками. Широкая спина лоснилась и горела.
— Дети мои! Дети мои, Фрикс и Гелла! — раздался нежный голос из улетающего облачка. — Скорее! Не медлите! Садитесь на спину этого овна. Я спасу вас, о мои дети!
Торопливо, не думая ни о чем, не боясь уже ничего, Фрикс и Гелла схватились руками за пышные пряди золотого руна. Тесно прижавшись, обняв друг друга, они уселись на широкую спину барана. И в тот же миг он, разбежавшись, поднялся с горы в воздух.
Вот впереди, на дальнем горизонте, залегла темно-синяя бесконечная гладь. Она поднималась все выше и выше, сливалась с небом. То было море. Крепко вцепился тогда в золотые рога овна юный Фрикс. Полными восторга и изумления глазами всматривался он в невиданное зрелище, поддерживая другой рукой испуганную, дрожащую сестру. Он уговаривал ее не бояться, показывал ей то на облака, плывущие навстречу, то на мелькающие внизу горы Греции, то на многовесельные ладьи с красными и белыми парусами, ныряющие в синих морских волнах. Но девочка не слушала его. Великий страх охватывал ее все сильнее и сильнее. Все ее тело дрожало, руки трепетали и не могли держаться за золотое руно, глаза закрывались от ужаса.
И наконец, в тот миг, когда овен покинул берега Греции и понесся уже над вечно плещущим темно-синим морем, слабые пальцы Геллы разжались. Легкое тельце соскользнуло с пылающего золотыми отблесками бока овна. Как пушинка, мелькнула она в голубой бездне и с легким всплеском упала в шумные воды. И тотчас же волны сомкнулись над ней, вечно бегущие вдаль, вечно рокочущие волны моря…