На площади кто-то ругал в мегафон правительство, которое позволяет такие фокусы. Из кафе напротив ему кричали, что ваша партия вообще все развалила и нечего валить с больной головы на здоровую! У большого торгового центра виднелась оконечность огромной пробки, как будто водители никогда не передвигались при фонарях, и сейчас, в мутном свете, забыли, как надо разъезжаться. Скоро по радио передали, что пользуясь темнотой и неразберихой, в этом районе ограбили банк, и сообщники нарочно устроили столпотворение около этого здания.
Киприот нырнул с центральных улиц в переулки. Здесь, в темноте, из дома в дом перебегали какие-то люди, слышались крики. Там и тут хлопали окна, из углового дома в их машину почему-то полетела бутылка. Таксист высунулся в окно, не рассмотрел, но на всякий случай обругал весь дом. В ответ послышался визгливый смех, грохот, ахнуло стекло, брызнув осколками на крышу машины. Таксист нажал на газ, а кто-то гаркнул: "За эту темноту эмигранты еще поплатятся!!" Сразу захлопнулись металлические жалюзи в китайской лавке на первом этаже.
Через несколько кварталов им пришлось пропустить колонну. Десятка два чернокожих запрудили середину улицы, распевая псалмы и гимны, задрав головы вверх. Они несли свечи, какие-то палки с бантами, тянули вверх фарфоровые статуэтки Спасителя и Девы Марии. Из окон высовывались сочувствующие, подпевали, вопили про конец света. По улице бежали дети, зеваки, множество народа вливалось в колонну, кто-то рыдал, кто-то бренчал на гитаре, нищий тянул руку за деньгами, другой рукой указывая на небо, мальчишка схватил с земли еще горящую сигарету и получил от матери затрещину, а в этот момент истекающий потом толстяк шлепнул эту женщину по заднице. Колонна повернула за угол, послышался вой полицейской машины. Последнее, что увидели Саша и таксист - это вспыхнувшую драку: краснокожий в элегантном костюме откуда-то из глубины сердца исторгнул индейский клич и от души врезал по физиономии первому попавшемуся белому.
Таксист затормозил у церкви. Рядом с ней был дом с треугольной крышей и треугольным на колонках крыльцом. На крыльце горит фонарь, под ним ромашки, от жары имевшие спекшийся вид. У крыльца береза и кокосовая пальма. Вдоль забора Саша разглядел кусты помидоров и ровненькие ряды картошки.
Киприот повернулся к нему и серьезно сказал:
- Значит, Бог пришел нас забрать? А вдруг я ему не нужен? А если он меня не примет?
- Если хоть один человек вас принимает, значит, и Бог вас примет. Ведь Бог добрее любого человека, - ответил Саша.
Дверь с прицепленным венком распахнулась, прервав их разговор, и на крыльце вырос дородный мужчина. Борода лопатой, плохо стриженая. Одет в черную рясу, из-под рясы джинсы торчат. Ряса подпоясана толстым кожаным ремнем с роскошной бляхой "Харлей-Девидсон".
- Отец Михаил?.. - неопределенным тоном спросил Саша, а киприот объяснил:
- Он в России ни дня не жил.
- Да? - тот оглянулся на свежеокученную картошку.
- Я точно знаю, - прибавил таксист, - я во всех церквях бывал.
Саша вылез из машины и вспомнил о деньгах - деньги-то забыл снять! Таксист приостановился: он подумал о том же самом. Саша вывернул карман, высыпал на ладонь мелочь и густо покраснел. Водитель пристально посмотрел на него и махнул рукой:
- Отдашь в другой раз, киприот! - и укатил.
- В `избу-то взойдёте? - благодушно воззвал священник. - Пожалуйте, закусим!
После быстрого приветствия они оказались внутри. Вблизи лицо батюшки оказалось удивительной толщины в целом и в деталях: мощные щеки, пухлые веки и очень толстые уши. На этом пространстве могло бы разместиться два Сашиных лица.
Тот с порога рассказал о небесных чудесах. Священник согласился, что очень может быть, в новые времена и подавно. Саша про семь планет на небе сказал, отец Михаил ответил, что это затмение.
- Про затмение не сообщали, - возразил Саша.
- И наука может ошибаться, - миролюбиво спорил священник, - недавно был звездопад - как ливень.
- А в Городе что творится, батюшка!
- Что такое, у меня в приходе ничего не слышно?
- Как же?..
Саша запнулся. Когда он собирался сюда, он хотел не только о маме спросить, а еще разузнать хорошенько, что происходит в Городе. Но сейчас, получив такой ответ, он подумал другое. Он уже дошел до галлюцинаций, от Клубов и Седых пора отдыхать... Может, он единственный видит... просто сны. А что, собственно, в Городе? Ну, затмение. Ведь батюшка не сумасшедший? Так что разузнавать, если это у него дурдом в голове? Он едва не покраснел, подумав, как мог бы вляпаться, и стал рассматривать расписные ковши на полках, иконы в углу.