Внезапно он вспомнил свою мысль у священника: а будет ли тот есть эмбрионов в обмен на бессмертие? Вот Пихалков наверняка будет... Тут и сомневаться не приходится. А батюшка?
Его испугала эта мысль, но не оттого, что она касалась священника, а потому, что он внезапно понял о себе самом: да, можно отказаться от денег и славы - он уже почти отказался! - но несмотря на это, он - непонятно как, всем своим внутренним чутьем, сердцем, всем желанием все-таки прямо вышел к главному ответу - "да".
Он что-то промычал, не найдя слов, от нахлынувших чувств пробежал, по своей привычке по коридору, сколько хватило телефонного провода, от уха оторвал трубку, посмотрел на нее и решил, что она неудобной формы, поменять надо, даже успел подумать, где это можно поблизости новый телефон купить? В трубке слышалось шуршание, он приставил ее к уху, вспомнив, что там ждет Кэти.
- Думаешь о совести, а хочешь бессмертия? - прошептала она двусмысленным тоном.
- Да... - Саша от неожиданности вздрогнул, - рогатый нашептывает.
- Эти муки пройдут, как детские прыщики.
- До моих мук никому дела нет, как и до моих маленьких проблем. - Он ушел от Кэти туда, где он примет собственное решение, и без ее совета.
- Положим, не такие они маленькие... - она с раздражением оживилась: - Думаешь, если творить бездумно, вдобавок и отвечать за тебя будет дядя?
Его донельзя раздражало Кэтино сомнение в его мужественности, в способности определяться в делах, он верно чувствовал, что она старается сделать ему больно, но ему никогда не хватало силы воли, чтобы задать вопрос: почему? Его так взбесил ее тон, что он нашел новый срез этой идеи.
- Ничего подобного, я буду отвечать, когда сам приму решение и дело сделаю. Свободная воля - в моем выборе. А ты говоришь о случайностях.
Кэти подумала над этими словами, и скрытый реверс в противоположную сторону показал, что он отходит от нее все дальше, поэтому тяжелой артиллерией она бабахнула то, на что сама еще не придумала ответ:
- В принципе, ты бы мог есть эмбрионов, чтобы быть бессмертным. Но не своих, а чужих.
Саша язык проглотил.
- Ты, как верующий, - радостно подытожила она его терзания, - не можешь привести в соответствие свои мысли и поступки.
- Конечно, - неожиданно искренне согласился он, - ведь эликсир аморален по существу, но обещает нам высшее счастье. Как с этим быть?
- С эликсиром не будет смерти, значит, не будет страха, а все проблемы - от страха смерти.
- А есть ли Бог?
- Наука ответит...
- Нет. Ответ найдешь только в жизни человека и его нравственном чувстве. Для твоего выживания поедание детей - полезно, но морально ли это? Мораль нельзя определить словами, потому что она - смысл Божий.
Кэти засмеялась сухим, срывающимся смехом и крикнула с огромным убеждением:
- Человек станет молодым и прекрасным!
- Но перешагнет через мораль. Если человек - совокупность биологии, то он не представляет никакой ценности - его можно и съесть. Как кусок ветчины. Когда ты ешь эмбрионов, похожих на рыбок, ты словно поедаешь свою прошлую эволюцию, когда и ты была рыбой, себя пожираешь - ты, создатель детей, заглатываешь себя с хвоста.
- Точно. - Кэти рассмеялась и сказала цинично: - Последнего эмбриона мы с тобой съедим, а потом он пойдет в унитаз.
Глава 23
Утром Саша встал в то время, когда солнце светит в окно напротив постели, но его не было. Он распахнул обе шторы - на дворе был мрак. "Затмение, батюшка сказал. А, может, очень толстые облака? - подумал он. - Нет даже круга от солнца..." Сад замер, притихший, и стоячий воздух обещал страшную жару. На высокой пальме кто-то жалобно попискивал, ему никто не отвечал. Саша послушал этот тихий голосок и расстроился. Захлопнул окно, а сам пошел в душ. По дороге вспомнил вчерашнюю попойку, ссору с Кэти, но не мог сосредоточиться: просто неизвестно было, что сначала обдумывать и что со всем этим делать. Время как будто сжалось: он приехал в Державу трое суток назад, а случилось больше, чем за месяц... "В детстве так было, - пришло ему в голову, - вечером не помнишь, с чего начиналось утро..."
Забыв про душ, он отправился на кухню и стал искать одежду: где-то тут были рубашка и брюки, но он, хоть убей, не помнил, где. Обойдя комнату, сообразил, что ищет не там, пошел в спальню. Он не думал, что делает, а старался осмыслить то, что вчера сказала Кэти, - ее новое лицо, и что он сам будет делать с этим, таким притягательным и отталкивающим соблазном. Он натянул ненавистные темные штаны, коряво завязал галстук. Хмыкнул и засунул его конец в нагрудный карман рубашки. Подошел к зеркальной поверхности стенного шкафа - в ней отражался хаос огромной спальни со взбитой постелью и он сам с лохматой головой. "Хоть не видно, что у меня с мыслями... - бормотал он, расчесывая торчащие волосы, и заметил на себя в зеркало с отвращением: - Чиновник родился".