— Тогда это поможет вам понять, почему я не прервал это перемирие в минуту противостояния, когда мне нечего было жалеть.
— Вот человек, который дает осторожности преимущество перед другими добродетелями.
— Вы, друг мой, обладаете тонкой иронией. Я действительно предпочитаю осторожность, если она позволяет мне воспользоваться моими преимуществами. В данном случае, если вы будете столь любезным, я даю вам слово, что один из нас убьет другого, я не стан проявлять осторожность, чтобы вы не стали этим другим.
— Прекрасно, и я благодарю вас за это предупреждение. И попрошу вас, если вы не забудете, повторить ваше предупреждение в день, когда мадемуазель де Монлюсон сделается графиней де Шарполь.
— Вы, герцог д'Авранш! — пронзительно рассмеявшись, вскричал Сезар. — Это будет, лишь когда у меня не останется ни капли крови в жилах.
— Тебе это не угрожает, — хладнокровно ответил Югэ.
Итак, вся компания, разделенная противоположными интересами среди одних и соединенная общими интересами среди других, без особых приключений прибыла в Вену. Слава Богу, больше они не встретили никаких разбойников.
Мадемуазель Монлюсон, несмотря на присутствие своего возлюбленного и галантной компании, все ещё не отказалась принять участие в празднествах и увеселениях, проводимых маленькой армией графа Колиньи.
Что же касается Шиврю, то в тот же вечер, как они прибыли в Вену, в гостинице, где он остановился, ему вручили записку: «Потерянная возможность снова обретена».
— Дорогой капитан, — пробормотал Лудеак, которому Шиврю показал эту записку. — Он не подписался, но его и так можно узнать: ведь почерк не только письма, но и его деяний всегда говорит сам за себя.
7. Молния перед громом
В то прошедшее уж давно время дела шли так странно, сообщения передавались так медленно, что три армии, искавшие друг друга: одна — графа Колиньи, которая шла на защиту Вены через баварское курфюршество, другая — графа Гассиона, которая для соединения с первой должна была пройти Тироль, и третья — Монтекюкюлли, стоявшая против турок, — никак не могли встретиться на узком пространстве. Они просто шли наудачу по плохим дорогам, окруженные испуганным населением.
Успокоившись относительно Орфизы, Югэ вспомнил о поручении Колиньи. Поневоле он стал считать смешными все эти празднества, доходившие до неприличия ввиду расходов, которые нес за них бедный австрийский двор. Притом все вокруг казались слишком наивным и доверчивыми: то страшно пугались, услышав о нашествии татар, то бурно радовались прибытию в столицу какого-нибудь вспомогательного полка. И всем этим заправлял самодовольный и ленивый старец Порчиа.
Ну, что женщины отдавались душой всем этим удовольствиям, положим, понятно. Но если империя находилась накануне краха, мужчины могли бы найти и более достойное занятие.
Среди всех случайностей своей жизни Югэ оставался по-прежнему полным сил и энтузиазма. Ведь Орфиза предприняла поездку только за тем, чтобы быть к нему ближе! Эта мысль его постоянно будоражила. Но чем доказать ей, что его храбрость достойна такого уважения? Здесь нельзя было отделаться простым исполнением долга. Он это понимал и страстно желал чего-нибудь высокого.
Однажды ему пришла в голову новая мысль. Он вспомнил, как в Тестере, читая дорогие книги с картинками, он познакомился с историей об одном саксонском короле. Этот король, переодевшись, проник в лагерь врага и выведал его планы, а главное, его силы.
Почему бы ему, Югэ де Монтестрюку, не сделать в лагере того, что сделал Альфред Великий в лагере датчан?
Если же встретится при этом опасность, пусть даже смертельная, то тем лучше!
Он тотчас решил перейти к исполнению этого плана. И никому ни слова об этом, ни-ни! Лишь Угренку он сообщил, что берет его с собой. Он уже имел возможность убедиться в том, что этот молчаливый мальчик был весьма осторожен и тверд в поступках не по годам. Угренок, прежде служивший у трактирщика-итальянца, бегло говорил по-итальянски, как и сам Югэ. Он уготовил мальчику роль разносчика в лагере великого визиря.
Он приказал Угренку быть готовым к отъезду через пару дней и никому не говорить об этом.
— Ни даже Коклико и Кадуру? — спросил мальчик.
— Ни тому, ни другому. Они, может быть, захотели бы ехать со мной, н их присутствие скорее повредит мне, нежели поможет.
В течение остальных дней Югэ достал себе одежду, вьючную лошадь и кое-какой товар для продажи. Перед отъездом он зашел к маркизу Сент-Эллису и, передавая ему пакет, спросил его: