В результате армия христиан была разрезана надвое. В её центре хозяйничали янычары. Великий визирь уже послал гонцов в Константинополь с донесением султану о победе. Но тут случилось неожиданное. Легкая победа в центре привела турок в неистовство. Они занялись грабежом, мародерством и добиванием раненых. Сражение перешло в бойню, а дисциплина среди нападавших исчезла. Этим немедленно воспользовались Монтекюкюлли и Колиньи. На помощь центру были двинуты полки с флангов. Увидев сильную подмогу, бежавшие остановились. Все вместе — французы, немцы, шведы, лотарингцы — ударили по растерявшемуся противнику. Турки дрогну и и беспорядочно побежали назад. Вскоре союзники вошли в Гроссдорф. Здесь турки опомнились и попытались сопротивляться. Шла борьба за каждый дом, в котором раздавался треск не только выстрелов, но и ломающихся дверей. Обе стороны вошли в раж. Сдававшихся или раненых не щадили — их закалывали.
В одном большом доме в конце деревни прочно закрепились янычары. Они защищались отчаянно. Тот, кто шел на них приступом, падал мертвым. Турки засели в доме, как в крепости. Коклико с Угренком оказались возле этого дома. Пока Коклико раздумывал, как д браться до турок, они сами подстегнули его на решение. Пуля задела голову Угренка. Показалась кровь, Коклико в страхе бросился к нему, но вскоре убедился, что это была лишь царапина.
— А, разбойники! — вскричал он. — Вы мне заплатите за страх.
Он бросился к горевшему рядом дому, выхватил из него пылающую головню, вернулся к первому дому, влез по решетке его ограды наверх и воткнул головню под соломенную крышу. Она быстро занялась, и через пять минут весь дом был охвачен огнем сверху донизу
Янычары забегали внутри, как черти в аду, но на крики «Сдавайтесь!» отвечали только ругательствами. Все же наступил момент, когда в доме оставаться уже было нельзя. Отворилась дверь, и кучка черных от дыма людей, окровавленных и обезображенных, бросилась на штыки и сабли осаждавших. Вскоре никого из гарнизона этой крепости в живых уже не оставалось
Гроссдорф была возвращена, но конец боя был ещё далеко. Выбив турок из деревни, Монтестрюк с Коклико и Угренком выехал на пригорок, с которого был виден противоположный берег Рааба. Собственно, берег стал… волнующимся морем. Только валы, двигавшиеся навстречу христианам, состояли не из воды, а из живых людей. То были турецкие войска.
— Да, — задумчиво произнес Коклико, — этак они просто соскоблят нас с поверхности земли, как борона в поле.
В этот момент к ним подъехал маркиз Сент-Эллис.
— Вот это зрелище! — воскликнул он. — Только оно может отвлечь внимание от путешествующих принцесс.
Тут Югэ обратился к нему.
— Скачи к главнокомандующему, — сказал он, — и сообщи ему, что видел. Я поеду к Колиньи.
И оба поскакали в разные стороны.
Тем временем немцы и французы принялись укреплять оборону деревни Гроссдорф рвами. Но их усилия давали мало толку: турецкие пушки с противоположного берега мощным огнем сметали не только стены, окружавшие деревню, но и засыпали вырытые рвы.
Между тем Монтекюкюлли и Колиньи, предупрежденные Югэ и Сент-Эллисом, встретились вместе с другими генералами.
— Рааб форсирован, центр прорван. Надо отходить и ждать подкреплений, — предложил один из генералов. — Если этого не делать, мы погибнем.
— Отступит? — воскликнул Монтекюкюлли. — Да моя шпага ещё не вынималась из ножен. Что вы говорите, генерал!
— Но посмотрите, в каком состоянии наши имперские полки. Их остатки бродят повсюду. Гроссдорф вот-вот будет сдан: вся армия великого визиря идет на её захват. А если мы погибнем, то пропадет вся германская нация
— Отчего же? — возразил Колиньи. — Ведь у нас ещё есть не бывшие в деле резервы. Герцог, — обратился он к Лафойяду, — что вы об этом думаете?
— Да если я только заикнусь об отступлении, — ответил герцог, — меня тут же убьют. Я знаю своих молодцов, они это сделают непременно, а затем ринутся в бой с криком «Ура королю!».