— Немало мужчин делались благороднее от любви, — заметила на это принцесса, — впрочем, это видно не только у людей. Замечали ли вы, сколько благородства выражает поза петуха, когда он сзывает своих кур к найденному зернышку?
— У вас что-то уж очень прозаическое сравнение. — На сей раз улыбка Орфизы была видна явственнее, нежели в предыдущей беседе с принцессой.
— Знаете, мы, итальянцы, — любители крайностей, — ответила Мамьяни. — Мы создали оперу и неаполитанское пение — более божественного звучания вы нигде в мире не встретите, — но мы никогда не отказывались от природы.
Теперь уже Орфиза улыбнулась радостно и со смехом.
В этом настроении она и въехала в свой дом на Розовой улице, куда Шиврю получил право свободного доступа.
Как только он освободился от своих обязанностей по сопровождению Монлюсон и Мамьяни, он бросился в дом к графине Суассон. Они немедленно уединились в отдельной комнате.
— Нам не удалось достичь наших целей открытой силой, — произнесла Суассон, — поэтому будем действовать хитростью. Я подготовила почву. Король примет вас благосклонно. Намекните про вашу жертву — оставление армии накануне сражения, чтобы выполнить его волю. Я же ставлю от себя вам одно условие за свою помощь.
— Какое же?
— Служить мне.
— Каким образом я выполню эту приятную обязанность?
— Вы должны помогать мне во всем, что я буду делать, чтобы прогнать фаворитку короля.
— Герцогиню де Лавальер?
— Да. И если её прогонят со двора, те, кто мне помогал, не будут забыты. Вы будете первым среди них.
— Буду, графиня.
— И вы не отступите перед той, кто стал у меня на пути?
— Попробуйте, и вы сами увидите.
— Хорошо. Но как я ненавижу эту Лавальер! И этого Монтестрюка! Она оскорбила мою гордость, а он — мое честолюбие. Оба они забыли, что я женщина, да ещё и итальянка. И не успокоюсь, пока не увижу её в келье, а его — в гробу, быть может.
— Отлично, — произнес Сезар, любуясь гневом Олимпии, — вот это ненависть — беспощадная и непримиримая!
— Мы из страны, которая южнее Франции, граф, — ответила Олимпия. — К тому же я женщина…
— Позвольте вам заметить, сударыня, я это хорошо вижу.
— Я рада за вас, — улыбнулась она.
— Но, знаете, раз уж мы коснулись и этой темы, позвольте мне задать вам один вопрос.
— Сколько угодно.
Он подошел поближе к графине и спросил, понизив голос:
— Вы уже виделись с иностранкой, присланной вам министром императора Леопольда — очень уважаемым министром, смею заверить?
— С баронессой фон Штейнфельд?
— Именно.
— Что же, виделась, конечно. Красота богини, ничего не скажешь. Честолюбива, любит деньги. Это неплохо. Я её расхвалила королю, и он пожелал с ней встретиться. Когда эта Луиза Лавальер уедет куда-нибудь на богомолье, мы представим баронессу королю.
Графиня вернула себе прежний полководческий вид.
— Мы беседовали с баронессой пока только намеками. Похоже, на неё можно надеяться. Я советовала ей не часто со мной видеться: так легче избежать подозрений в слишком коротких со мной отношениях. Но я готовила уже почву. Она будет действовать только по нашим советам… Вы понимаете?
Сезар радостно поцеловал руку графини, не сдержав чувств:
— Как же легко дышится придворным воздухом! Я здесь просто ожил. Там — грубость, борьба, выстрелы, обезображенные трупы… фу! Здесь — ловкие ходы, тихое противостояние, упоительное предательство, честолюбие, ведущее подкопы среди празднеств, постоянный переход от очаровательных надежд к уничтожающему страху, поцелуи и лживые глазки, увлекательная лотерея падений и побед, стимулирующих ум и сердце! …
— Уж будто и сердце? — насмешливо спросила Олимпия.
— Оно просто попалось мне на язык. Замените это слово любым, я не возражаю.
— Хватит об этом. Я рада видеть вас в таком настроении. Не упустите первого же большого выхода короля и попросите у него аудиенции.
Шиврю не надо было учить всем этим штучкам.
Король выслушал его сообщение о венгерской экспедиции, во время которого Шиврю попросил о частной аудиенции. Людовик XIY согласился принять его на другой же день.
Олимпия, узнав обо всем, пообещала поговорить с королем сегодня же вечером.
— И будьте смелее. Король это любит, — прибавила она.
«Быть смелым с королем, может, и легче, чем в сражении», подумал Шиврю. «Но дело это весьма деликатное: некоторые „смельчаки“ уже поплатились за свою прыть, которую они продемонстрировали перед Людовиком XIY. Но графиня права; нужно лишь показать, что ты смелый, и сделать это надо очень хитро».