— Поздно.
— Что же теперь делать?
— Воспользоваться оставшимся у нас временем и отомстить. Ведь грозящая вам опасность принесет пользу Монтестрюку, не так ли?
— Да, так.
— Тогда нужно его поразить в лице графини де Монлюсон.
И лицо капитана осветилось мрачной улыбкой.
— Я люблю удары грома, приносящие развязку, — произнес он. — Да, вот что еще. Графиня де Суассон — она все знает — уехала вслед за мной сразу же. Она хочет ехать в Шамбор к королю. Но сначала вам надо с ней свидеться и обо всем договориться. Она в гостинице у развилки дорог.
— Скачу к ней.
Олимпия встретила Шиврю по-деловому.
— Эти бумаги навредят мне так же, как и вам. Значит нас ждет одинаковая участь. Но я без борьбы не сдамся. вы готовы ко мне присоединиться?
— Вы ещё спрашиваете…
— Тогда не езжайте в Париж. Ждите, я вас потом извещу. Но не оставляйте Монлюсон тому, кто её у вас отнимает. Отправляйтесь в Меньер и идите ва-банк.
— Можете на меня положиться.
В это время с улицы послышалась песенка. Сезар выглянул в щель между ставнями закрытого окна. То ехал Сент-Эллис со своими слугами.
— Вот кстати, — заметил Сезар, — гарнизон покидает замок.
— Тем легче вам будет им овладеть. А эта Орфиза… Уж если я погибну, то пусть погибнет и она. Мне будет легче. Олимпия поднялась с кресла.
— Если мне не повезет в Шамборе, слуга привезет вам бант из черной ленты. В ином случае бант будет малиновый, и тогда можете уехать в Париж. Но при черном банте вы должны действовать и немедленно.
— Хорошо.
Расставаясь с Шиврю, Олимпия ещё не знала, на что ей решиться. Упасть к ногам графини Лавальер, прибегнуть к её состраданию и ждать более благоприятного случая, или решиться на преступление? Все ей казалось возможным. Пусть уж случай решит выбор между мольбой и преступлением. В этих комбинациях граф Шиврю значил для неё не больше, чем былинка от перышка.
25. Гордиев узел
Сент-Эллис ехал в Париж, раздумывая о своем отношении к принцессе Мамьяни.
— Одни крепости берут приступом, другие голодом. Свою крепость я возьму преданностью. Моя тактика, возможно, не хуже другой.
Он не подозревал, что дела дошли до такого натянутого состояния, что вот-вот должна была разразиться развязка. Полагая, что Орфиза в полной безопасности в своем замке, окруженная верной прислугой, он рассчитывал, что с отъездом Шиврю он сможет заняться своими делами, точнее, деламиМонтестрюка и принцессы Мамьяни, с которой он так страстно желал встретиться.
— Золотой ключ — вещь хорошая, но и стальная шпага — штука нелишняя. Впрочем одни крепости берут приступом, зато другие сдаются от голода. Свою крепость я возьму преданностью. Моя тактика, может быть, не хуже всякой другой. — Так он думал.
Проехав Орлеан, он встретил на дороге лакея, показавшегося ему знакомым. Присмотревшись, он узнал в нем работника принцессы Мамьяни. Он остановил его и выяснил, что Мамьяни прибыла в Божанси, где надеялась встретить Лудеака с вверенным ему пленником.
— Я упал с лошади, зашиб ногу и отстал, — добавил лакей.
«Боже! Я проехал в десяти шагах от неё и сердце мне ничего не подсказало», подумал в отчаянии Сент-Эллис. Он немедленно повернул назад и решил не останавливаться до самого Божанси.
Со своей стороны шевалье, получив высочайшее повеление принять в свои руки Монтестрюка, в восторге устроил поездку так, чтобы его принимали за важную особу. Он не спешил: можно было ведь продлить удовольствие, командуя пленником, и, кроме того, было время выбрать момент, чтобы отделаться от него.
При отъезде он искусно намекнул сопровождавшим его охранникам, которых позаботился нанять сам Брикетайль, что везет важного государственного преступника, обвиняемого в самых страшных преступлениях. В чем дело, он не стал объяснять, но его недомолвки приводили к самым различным предположениям. Это позволяло ему, с одной стороны обеспечит величайшую предосторожность при охране Монтестрюка, с другой — широкий произвол по отношению к пленнику.
В день отъезда Лудеака к Мамьяни приехал Лоредан. Он сопровождал Лудеака до первой остановки, а потом вернулся в Париж.
— Шевалье намекнул мне, — сообщил он, — что у пленника ослаблено здоровье. У него якобы лихорадка и он иногда падает в обморок от слабости. И Лудеак не уверен, доедет ли граф до Амбуа. Понимаете, принцесса?
— Очень хорошо понимаю. Это ужасно!
— Итак, я вам сообщил об этом и уезжаю. Через час меня здесь не будет. Меня ждет человек, которого я обязан слушаться.
— Уж не Брикетайль ли?
Лоредан молча кивнул головой.
Принцесса схватила его за руку.
— Вы обещали мне недавно оказать услугу.
— Я сказал, что думал.
— Так поклянитесь, что встанете между Брикетайлем и графиней де Монлюсон, если он задумает что-нибудь против нее, и решитесь на все, лишь бы её защитить!
— И что же, даже обнажить шпагу?
— Если надо, то и убить.
Лоредан в испуге отступил назад.
— Вы не решаетесь?
Лоредан побледнел
— Вы хорошо знаете, — тихо произнес он, — что я ни в чем не могу вам отказать…
— Итак?
— И вы требуете от меня совершения ужасного дела?..
Принцесса подошла к нему.
— Кто вам сказал, — продолжала она негромко, — что я не умираю от того же самого, от чего страдаете вы?
Лоредан пристально взглянул на нее.
— Поклянитесь, что все исполните, — с силой произнесла принцесса.
— Клянусь.
Лоредан ушел в глубокой задумчивости.
На следующий день вечером принцесса приехала в Божанси. По множеству часовых нетрудно было определить местонахождение Монтестрюка и Лудеака. Принцесса зашла в церковь и принялась горячо молиться. Она стала вспоминать свою жизнь. Вспомнила, как встретилась во Флоренции с Орфано, а в замке Сен-Сави — с Югэ. Теперь она приносит в жертву свою жизнь.
Слезы струились по её лицу.
Когда она въехала в карете во двор гостиницы, Лудеак, находившийся в ней случайно смотрел в окно. При свете огней он увидел её, изумительно одетую, в дорогих бриллиантах, с золотой булавкой в волосах. Опираясь на руки двух пажей, она выходила из кареты, как королева. Из окон гостиницы выглядывало множество любопытных, очарованным прекрасным зрелищем.
По жилам Лудеака пробежал огонь. Он тут же решил, не откладывая, добиться разрешения на её посещение.
Вечером Лудеак уже просился, чтобы принцесса его приняла. Принцесса вошла в приемную комнату, где её ожидал Лудеак, прекрасно одетая, с величественным взором и сверкающими глазами.
— Боже, принцесса! — вскричал Лудеак при её появлении. — На дворе ночь, а ко мне приближается заря. Каким чудом вы в Божанси?
— Я ехала в Шамбор к королю, но мне сказали, что вы здесь.
— Значит, вы ищете меня?
— Именно вас.
Глаза шевалье загорелись.
— Отныне я связан узами вечной признательности.
— Но у меня к вам просьба.
— Ваша просьба для меня приказ. И если это зависит от меня, считайте, что дело сделано.
— Посмотрим. Впрочем, вы напрасно обещаете так много вперед.
— Испытайте меня, принцесса.
— Вам поручено отвезти графа де Монтестрюка в Амбуаз?
— Мы прибудем с ним туда завтра.
Лудеак подавил глубокий вздох и продолжал минорным тоном:
— Я не верю возводимым на графа обвинениям. Но он очень изменился за последнее время. Его мучает лихорадка. А Амбуаз — место сырое. Все это очень плохо.
— От вас зависит, чтобы он туда не попал.
— От меня, жалкого сторожа?
— Вы можете дать ему убежать.
Лудеак вскочил с места:
— Вы прибыли именно за этим?
Принцесса движением руки усадила его на место.
— Я, значит, ослышалась, когда кто-то говорил, что мое желание будет для него законом?
— Нет, но…
— Может, нам требуется что-то обсудить?
В глазах шевалье вспыхнула молния.
— Допустим, — продолжала принцесса, — я тоже со своей стороны пообещаю вам то же, что и вы. Лудеак перевел дух.