Глава 8. Цитадель
Фенн и Арика стояли вдвоем на высокой скале над рекой. Другие ждали в отдалении. И это было тягостное ожидание. Лица спутников вызывали у Фенна страх. Затем он позабыл о них. Он взглянул через белую реку и белые снега, через полосы сверкающего льда на островной город, безмолвно лежавший под черным, в сверкающих звездах, небом.
В городе этом не было никакого света, кроме холодного сияния луны. Никаких голосов не слышалось там, кроме голоса ветра. Но даже после гибели величие не покинуло его. Разбитые башни гордо высились среди льдов, покрывавших город, размеры и формы их были почти такими же, как прежде. Нью-Йорк не был просто городом. Это была мечта титанов, и гибель половины мира не смела его с лица Земли. Чувство гордости и печаль охватили Фенна, смешавшись с отчаянием, столь глубоким, что Фенн не смог его вынести. Воспоминания теснились в его мозгу, перед ним пролетали картины иного времени, но вызывающие мучительную тоску и страдания. Он прошептал: «Когда-то здесь кипела жизнь», — и слезы потекли по его щекам, превращаясь тут же в сверкающие ледяные горошины.
Арика сказала:
— Вспомни, Фенн. Вспомни те дни, когда город был жив. Вспомни то место и здание Цитадели.
Лицо ее приблизилось, белое, на фоне темного меха. Глаза у нее были огромные, наполненные морозным лунным светом, взывающие, настойчивые…
— Здесь ты можешь все вспомнить, Феннвей. Здесь — твое прошлое. Взгляни на город. Вспомни!
Глаза ее глядели глубоко в его душу, а голос ее все говорил что-то, звеня в темных потайных закоулках памяти. Фенн смотрел сквозь нее на город, и лицо его медленно прояснялось. Он не был более Фенном. То был другой человек, видящий другой мир.
Он пришел увидеть Цитадель. Остальные — тоже. Это было девятое чудо света, величайшее из творений человечества. Оно притягивало их своим зловещим очарованием. Оно было символом смерти, но смерти, которая придет не к ним, — и поэтому Цитадель могла их восхищать и вызывать чувство гордости.
На Палисадах горели огни. Там были толпы, дети кричали летним вечером, шумели торговцы, слышалась музыка. За Гудзоном угадывалась сверкающая неправдоподобная громада Нью-Йорка, мощными плечами подпиравшая небо.
Он зашагал куда-то и, шагая, думал, что видит призрачный пейзаж — эту ледяную пустыню с руинами города, с поднимающимися из-под снега разрушенными остовами зданий.
Он пришел увидеть Цитадель. Потоки света, голоса, охрана в униформе, человек, говорящий в мегафон:
— Она уходит на полмили в глубь скалы… Площадь больше, чем у Эмпайр Стейт Билдинг… опоры и перекрытия из стали… устойчивость против землетрясений, против наводнений… тепло и воздухоснабжение — за счет надежно изолированных атомных генераторов, рассчитанных на пять тысяч лет работы…
Над поверхностью не виднелось почти ничего. Только огромные дверные створки из нержавеющего сплава в несколько футов толщиной, вделанные во вмонтированный в скалу шлюз из того же металла.
Голос из мегафона все гремел, объясняя, как устроены дверь и компрессорный механизм, которые переживут века, и как работает система рычагов, которая вновь отворит запечатанную дверь — потом, после Катастрофы. Чтобы отворить дверь, не требовалось никаких инструментов, кроме человеческих рук и разума. Разум, который сумеет отворить дверь, будет достаточно высоко развит, чтобы использовать предметы, находящиеся за дверью.
Толпа двигалась к входу, чтобы спуститься в Цитадель. Он двигался вместе со всеми. Дверь была рядом. Но он не мог до нее дойти. Между ним и дверью был какой-то барьер, что-то холодное, твердое и сияющее. Тогда Феннвей подумал, что он, должно быть, упал в обморок. Все это было странно. Он слышал удары топоров, и временами перед глазами у него возникали предметы, проносившиеся мимо как дым. Он испугался. Он подумал, что, наверное, очень болен.
Голоса — кричащие, смеющиеся, рыдающие, молящиеся. Голоса сумасшедших. Удары топора прекратились. Какой-то новый голос отчетливо сказал:
— Феннвей, открой дверь.
И он увидел ее. Она была заперта. Она никогда раньше не бывала заперта. На дне круглой ямы, вырубленной во льду, блестел металл. Лед? Но ведь стояло лето!
Он соскользнул в яму. Рычаги были изолированы, защищены от мороза. Но они замерзли. Он нажал на них со всей силой, и один за другим они задвигались, туго и неохотно. Он услышал пронзительное шипение сжатого воздуха…
И большие створки медленно приподнялись.
Фенн увидел в отверстии свет. Лица его коснулся теплый воздух. И тут же весь мир пропал…