— Надеюсь, это не понадобится. Мы оба отлично понимаем, что дальше так продолжаться не может. Теперь я получил дополнительный толчок, так что мы уладим дело.
Они продолжали сидеть, молча размышляя каждый о своем. Алан испытывал чувство облегчения: его отрывочные предчувствия и опасения наконец-то сконцентрировались и дали заряд для активною действия. Беседа с тестем произвела на него сильное впечатление, ведь тот излагал одну за другой мысли, которые отвечали на все его вопросы. Размышления Зеллаби были крайне интересными и разнообразными. Алан хотел продолжить дискуссию, но тут увидел Анжелу, пересекающую лужайку. Она подошла, села в кресло рядом с мужем и попросила сигарету. Зеллаби протянул ей пачку. Некоторое время мужчины следили за ней, за тем, как она нервно затягивается.
— Что-то случилось? — спросил Зеллаби.
— Я еще не совсем уверена. Мне только что звонила Маргарет Хексби. Она уехала.
Зеллаби удивленно поднял брови.
— Ты имеешь в виду из Мидвича?
— Да, она говорила из Лондона.
— О! — сказал Зеллаби и задумался.
Алан спросил, кто такая Маргарет Хексби.
— О, извините. Вы не знаете ее, это одна из бывших сотрудниц Кримма. Очень талантливая, как я поняла… Доктор физики Маргарет Хексби из Лондона.
— Она одна из многих? — поинтересовался Алан.
— Да, одна из наиболее «обиженных», — сказала Анжела. — Теперь она решила покончить с этим и уехала, оставив Ребенка на Мидвич. Она решила, что для официального заявления я самый подходящий человек и хотела все уладить с Ребенком.
— Где он теперь?
— Там, где она квартировала. В коттедже миссис Дорри.
— И она просто ушла оттуда?
— Вот именно. Миссис Дорри еще не знает. Мне придется пойти и сказать ей.
— Должно быть, это ужасно, — сказал Зеллаби. — Я прекрасно представляю настроение женщин, у которых останавливались девушки с Фермы. Они вышвырнут их, пока те не смотались, как Хексби. Может, подождать, пока Кримм вернется? В конце концов, Мидвич не отвечает за этих женщин. Кроме того, она может одуматься.
— Не эта, я думаю. Это не минутный порыв. Она прекрасно все продумала. Ее доводы: она никогда не просилась в Мидвич, ее просто направили сюда. Если бы они направили ее в область желтой лихорадки, то отвечали бы за все осложнения, а так как послали сюда, то пусть распутываются теперь сами.
— Хм, — сказал Зеллаби. — Но это сопротивление могут не принять в высших кругах.
— Однако, это ее решение. Она оставляет Ребенка и считает, что она так же отвечает за него, как если бы его подбросили к ее двери, и поэтому нет причин, почему она должна ломать всю свою жизнь, бросать работу, науку. Она говорит, что не знает, кто больше ответственен — Ферма или Мидвич, но это не ее дело. Она откажется платить что-либо, если только не будет официальной установки. В этом случае миссис Дорри или другая добрая душа, которая захочет взять Ребенка, будут получать два фунта в неделю, которые будут присылаться регулярно.
— Ты права, моя дорогая. Она все продумала. Все это нужно было предусмотреть. Я думаю, законная ответственность за Детей когда-то должна быть установлена. Привлечь к суду?
— Я не знаю, но она обдумала и такую возможность. Если так случится, она будет драться в суде. Она уверена, что медицинское освидетельствование установит, что она была поставлена на место матери без ведома и согласия, поэтому не несет ответственности. Если и это провалится, она будет судиться за нанесение оскорбления и ущерба.
— Весьма интересно, — сказал Зеллаби.
— Но она надеется, что до суда не дойдет.
— В этом она права, — согласился Зеллаби. — Мы делали все возможное, чтобы сохранить в тайне нашу историю, а этот суд соберет журналистов со всего света. Бедняга Кримм и бедняга подполковник Бернард… Интересно, хватит ли их власти теперь? — Он немного подумал. — Дорогая, я только что говорил с Аланом про то, чтобы увезти Ферелин. Теперь это необходимо ускорить. Как только станет известно, многие последуют примеру Маргарет Хексби.
— Да, некоторые могут это сделать, — согласилась Анжела.
— В таком случае возможно, что и многие другие последуют ее примеру. Быть может, стоит что-либо предпринять, чтобы остановить их?
— Но вы же знаете, что может вмешаться общественность.
— Дело не в общественности, дорогая. Мне интересно, что случится, если вдруг выяснится, что Дети не желают оставаться в Мидвиче одни, так же, как они не желали уезжать далеко от Мидвича?
— Ты действительно так думаешь?
— Не знаю. Я лишь пытаюсь представить себя на их месте. Если так, они должны противодействовать любым факторам, уменьшающим их комфорт и снижающим внимание родителей к ним. Не надо быть кукушкой, чтобы понять это. И хотя это всего лишь предположение, но стоит задуматься.
— Как бы то ни было, а Ферелин лучше уехать подальше от Мидвича, — согласилась Анжела. — Для начала, можно предложить ей уехать на две-три недели, — обратилась она к Алану.
— Хорошо. Именно с этого я начну, — сказал Алан. — Где же Ферелин?
— Я оставила ее на веранде…
Зеллаби наблюдал, как Алан пересек лужайку и исчез за углом дома. Потам он обернулся к жене.
— Я думаю, все не так страшно, — сказала Анжела. — Естественно, Ферелин захочет остаться с Ребенком. У нее слишком развито чувство долга. А тут еще конфликтная ситуация, она устала.
— Она очень привязана к Ребенку?
— Трудно сказать. Влияние традиций и общественного мнения сказывается. Хотя каждый должен исходить из личных убеждений и голоса совести.
— Так как же поступить Ферелин? — напряженно спросил Зеллаби.
— Она много натерпелась, вынашивая ребенка… Своего ребенка. Теперь ей предстоит осознать, что золотоглазый — не ее ребенок, а она — не его мать. Над этим необходимо хорошо подумать, — Некоторое время она сидела, задумавшись. — Ежедневно на ночь я читаю молитву. Не знаю, слышат ли ее, но я очень хочу, чтобы там знали, как я благодарна за своего ребенка.
Зеллаби нежно взял ее за руку.
— Всякий биологический вид борется за жизнь, применяя при этом любые средства, как бы грязны они ни были.
— Что ты придумал, Гордон?
— Я все время думаю о кукушках. Они настойчивы в стремлении выжить. Причем, они так настойчивы, что остается лишь один выход — избавиться от них, когда они занимают чужое гнездо. А я ведь гуманист…
— Я знаю, Гордон.
— Больше того, я цивилизованный человек. Поэтому я не могу одобрить то, что сделать просто необходимо. То же происходит с остальными людьми. Поэтому мы, как бедные пеночки, будем выкармливать инопланетные чудовища, предав собственную культуру. Странно, не правда ли? Люди способны топить котят, но в то же время не способны понять, что заботливо растят чужеродные существа.
— Ты действительно думаешь, что мы должны сделать ЭТО?
— Да, дорогая.
— Это не похоже на тебя.
— Не похоже только потому, что мы никогда не сталкивались с подобной ситуацией. Мне пришло в голову, что тезис «живи сам и не мешай жить другим» применим лишь в определенных рамках. Пока он играл охранительную роль, я с ним соглашался, но когда я почувствовал, что мое место под солнцем под угрозой, он мне тут же разонравился.
— Но, Гордон, дорогой, я уверена, что твои опасения преувеличены. В конце концов несколько малышей, отличающихся от других…
— …которые по своему желанию способны вызвать у родителей невроз. Не забудь и Харимана: они способны защитить себя, заставить выполнить свои желания.
— Все это может исчезнуть, когда они подрастут. Мы ведь знаем о взаимопонимании, и о гипнозе…
— Единичные случаи. А мы имеем множество взаимосвязанных: шестьдесят один ребенок! И они самые практичные и самовлюбленные детки, которые когда-либо существовали. Они крайне самоуверенны, поэтому неудивительно, что они способны получить все, чего захотят. В данный момент они еще на том уровне развития, на котором желаний не так много, но позже…