Я боюсь, что Мукоки может сделать из всего того, что случилось ночью, соответствующие выводы и подумать, что этот невидимый воин избрал именно его своей очередной жертвой. Теперь ты легко можешь понять, какое создается положение. Будем надеяться, что вся эта путаная история с криками и золотыми пулями очень скоро разъяснится и рассеет все наши подозрения и неприятности и суеверные предположения нашего старого товарища и друга!
— Что касается меня лично, — ответил Родерик, — то по причинам совершенно иным я тоже хочу, чтобы как можно скорее все разъяснилось. Но пока что нам остается одно: как можно скорее продвигаться вперед!
— Совершенно с тобой согласен!
В этот самый момент на вершинах скал, окаймлявших ущелье, послышался странный шум, напоминающий свист зимнего ветра в сумрачных сосновых рощах. Этот звук ширился, приближался и повторялся многократным эхо, и никак нельзя было определить источник его. Вдруг он превратился в пронзительный крик и снова замер для того, чтобы через мгновение возродиться в виде жалобного стона, от которого застыла кровь в жилах золотоискателей, живо вскочивших на ноги. Так же живо все трое подали в сторону, под защиту скалистого навеса, боясь, как бы незнакомец не стал снова стрелять золотыми нулями. Они стояли с приложенными к плечу ружьями и готовы были в любую минуту стрелять в то кошмарное, неведомое чудище, которое, по их мнению, могло появиться только сверху.
И совершенно неожиданно новая мысль пронеслась в мозгу Родерика Дрюи. Эта мысль мелькнула быстрее молнии и перенесла его в тот цивилизованный мир, в котором он до сих пор жил. И тут то он нашел ключ к разгадке тайны.
Он задрожал от ужаса и молчал вплоть до тех пор, пока не друзья не сделали ему немой знак выйти из-под навеса и следовать за ними в пирогу.
Только в эту минуту он подошел к Мукоки и Ваби и вполголоса, все еще дрожа от волнения, пробормотал:
— Человек, который стрелял в нас…
— Ну? — нетерпеливо воскликнул Ваби.
— Ну… этот человек… сумасшедший! Ногти Ваби вонзились в его руку.
— Что ты говоришь? Я не понимаю!
— Я говорю, что этот человек — сумасшедший! Родерик еще больше понизил голос и повторил:
— Сумасшедший! Человек, который стрелял в Мукоки и медведя, который две ночи подряд пугал меня своими страшными кошмарными криками, который заряжает свое ружье золотыми пулями — сумасшедший! Я нисколько не сомневаюсь в этом! Ми того: он — буйный помешанный! Я вспомнил только то, что так же самые страшные крики я слышал однажды в доме для сумасшедших в Детруа.
Словно в подтверждение этих слов, как живой комментарий совсем близко снова раздался отчаянный, раздирающий душу стон…
— Буйный помешанный! — повторил Ваби, потрясенный подобным открытием.
Что касается Мукоки, то казалось, что подобное объяснение, данное белым другом, принесло ему громадное облегчение. Он выпрямился и снова схватил ружье,
— Не стреляйте, Муки, — властно приказал Родерик. — Если или завтра или когда-нибудь вообще вы увидите этого несчастного человека, вы должны пожалеть его от всего сердца. Ведь подумайте: этот человек страдал так много и так сильно, что в конце концов лишился от голода рассудка. По-моему, убить его — это самое страшное преступление на свете! Мукоки немедленно опустил ружье.
— Да, я понимаю, — проговорил он. — Вы, конечно, правы. Он голодный, может быть, и сейчас. И от этого сошел с ума. Понимаю! Он — как собака!
— Да, — согласился Ваби. — Я тоже нахожу, что наш Род совершенно прав. Этот человек сошел с ума и обозлился так, как только может злиться и яриться голодная собака, которая готова броситься на первого встречного и разорвать его в куски. Так еще бесятся собаки, проглотив рыбью кость! Белые люди от сильных страданий тоже подчас превращаются в бешеных собак!
— Наша мораль запрещает нам причинять зло подобным несчастным людям! — заявил Родерик. — Мы ограничиваемся тем, что запираем их в специальных домах, которые по величине своей — я говорю о каждом доме в отдельности — превосходят все помещения Вабинош-Хоуза, вместе взятые! Там мы их соответственным образом одеваем, следим за ними и не прекращаем бдительного надзора над ними до самой их смерти.
Казалось, что это заявление не вполне убедило Мукоки.
— Злые, бешеные собаки иногда очень больно кусают! — продолжал настаивать он. — По-моему, гораздо безопаснее сразу покончить с ними.
Но тут вмешался Ваби, который решительно стал на сторону своего друга.
— Я согласен с тобой, Муки, что с ними надо покончить. Но при условии, что это — последнее средство. Помнишь, у нас однажды взбесилась собака после того, как она проглотила рыбью кость. Но мы сделали все возможное, извлекли кость, и собака окончательно выздоровела. Наш прямой долг сейчас заключается в том, чтобы приложить все силы и спасти эту «бешеную собаку»в образе человека. Он несомненно уверен теперь в том, что все люди на свете — его враги! Надо переубедить его в этом пагубном заблуждении. И надо еще по возможности уберечься от его золотых пуль. Но не убивать его! На это мы не имеем никакого нравственного права!
Родерик подошел поближе к Ваби и шепнул ему на ухо:
— У меня создалось впечатление, что Мукоки вполне понял наши намерения. Он не убьет теперь человека без крайней необходимости, но в конце концов ничего нельзя заранее сказать. Могут создаться такие условия, при которых нам все же необходимо будет покончить с ним, раз от этого будет зависеть наша собственная жизнь. Увы! Сейчас эта жизнь поставлена на карту! Очень может быть, что в эту самую минуту, как мы беседуем о нем, он стоит наверху и следит за каждым нашим движением. Его надо очень и очень остерегаться, потому что у каждого сумасшедшего своя слабая струнка.
— Бррр! — воскликнул Ваби. — Нельзя сказать, чтобы ты сообщил нам очень веселые вещи! Так или иначе, нам прежде всего надо сесть в лодку, а там будет видно. Живей, живей, потому что мы и без того потеряли много времени.
Пирога была живо подхвачена течением и понеслась но пенящимся, бурно играющим водам.
Несмотря на выраженные им гуманные соображения, Родерик отдавал себе полный отчет в той страшной опасности, которая угрожала им. Пожалуй, в этом отношении он знал больше своих товарищей, но не хотел раскрывать им всей правды.
Ваби имел очень слабое представление о нравах и особенностях сумасшедших, что не мешало ему знать, что нет ничего опаснее безумца на свободе. Этот чудак, стреляющий золотыми пулями, мог преследовать их день и ночь в продолжение многих недель и даже месяцев. Можно было судить по некоторым данным, что им обладал большим упорством, которое ничто на свете не в состоянии было остановить. Как для дикого зверя, для него не существовало ни времени, ни пространства, и можно было ожидать, что он в любую минуту и в любом месте появится на их пути со своим старым ружьем и золотыми пулями. Во мраке ночи он мог добраться до них и задушить… Он так одичал, что по выносливости мог сравниться с самым сильным обитателем Пустыни и, во всяком случае, превосходил каждого из золотоискателей… Вот о чем думал Ваби.
В реку справа и слева вливалось множество горных ручьев и речек, и с каждой милей она становилась все шире и стремительнее в своем беге. День близился к концу, как вдруг Ваби, который по-прежнему занимал место на носу, издал тревожный крик: он увидел глыбу, с неимоверной быстротой катившуюся с вершины горы. Мукоки сделал чрезвычайно быстрое движение веслом, желая избежать опасности, но от чрезмерного напряжения весло сломалось пополам. Родерик, не теряя времени, быстро перебросил ему одно из своих весел, но секундного промедления было вполне достаточно для того, чтобы легкая посудинка потеряла свое твердое и определенное направление. Течение, которое, казалось, удвоило свою и без того страшную силу, могучей лавиной схватило пирогу и с такой головокружительной быстротой понесло ее вниз, что никакой человеческой мощи не было достаточно для того, чтобы остановить ее.