Некоторые капитаны, в ужасе полагая, что эти брандеры и в самом деле управляются дьявольскими сообщниками Дрейка, приказали стрелять бортовыми залпами и потопили немало своих собственных судов снабжения. Находились еще и такие, кто подгонял свои суда близко к берегу, получал пробоины в днище и сотнями топил своих беспомощных солдат. Многие лучшие галионы генерал-адмирала Медины-Сидонии загорелись, стремительное течение Английского канала понесло их, и подхваченный ими огонь перекинулся на те незадачливые суда, что попались им на пути.
Пораженная до глубины души, взирала команда «Морского купца»в эту памятную воскресную ночь на огромные вымпелы оранжевого и алого пламени, увенчанного столбами мерцающих искр, взметающихся в небеса. Уайэтт не позволял своим людям уходить с постов, всем сердцем желая, чтобы поскорей рассвело, ибо теперь выпутавшиеся из огненного ада корабли испанцев подняли паруса или то, что от них осталось, и подались на север. Вскоре загремели залпы англичан, метивших в те португальские или испанские корабли, которым случилось пройти мимо них на расстоянии выстрела.
— Ну что, хороший костерчик мы им разожгли, чтобы поджарить пятки Папе Сиксту? — восторгался Дрейк, и его заостренная желтая борода отражала пламя пожара. — Боже, дай их кровожадным священникам самим отведать те пытки огнем, которым они подвергали многих наших соотечественников.
Рассвет понедельника 29 июля явил глазам англичан поистине ужасающее зрелище. Весь восточный берег Узкого моря под теми фортами, что несли оборону Кале, был усеян тлеющими и дымящимися, полностью сгоревшими или севшими на рифы кораблями, и обгоревшие трупы сотнями покачивались на маслянистых волнах, катящихся к берегу из далекой Атлантики. Тут и там торчали над водой стеньги потопленных кораблей с цепляющимися за них людьми.
Уступая личному честолюбию — почти как Дрейк в случае с «Розой», — лорд Хоуард Эффингем покинул свой флот и, увлекая с собой крупнейшие галионы, стал приближаться к берегу, чтобы захватить «Сан-Доминго», флагман неаполитанских галеасов. Намеченная им добыча, крепко доселе мешавшая претворению его тактики, сидела теперь на мели под дулами пушек Кале.
После ожесточенной рукопашной схватки галеас вынесло так далеко на берег, что большая часть его корпуса оказалась над водой. Кто мог из его команды попрыгали за борт и тащились вброд к берегу, тем самым хитро лишая победителей стольких прекрасных выкупов, ведь в походе на Англию принимали участие представители чуть ли не всех богатых и знатных семейств Испании и Португалии.
Пока Хоуард гонялся за своей добычей, пренебрегая своими прямыми обязанностями, Дрейк весело возглавил преследование противника. Его и Хоукинса корабли видели массу кандидатов в пленники: богатых флагманских «купцов», быстроходных левантских фелюг, голландских судов снабжения, каравелл и галионов категорией помельче.
Уайэтт, идя в кильватере флагмана, крикнул вниз канонирам, печально обозревающим почти опустевшие пороховые ящики:
— Теперь, Божьей милостью, мы захватим кораблик, да пожирнее!
Когда он выбрал небольшой галион, пышно и ярко раскрашенный в синий и красный цвета, команда так грянула «ура!»в честь капитана, что крик этот отозвался эхом. С полубака галиона вился дымок — видимо, бедолага ночью «поцеловался»с брандером. Но моряки быстро сменили триумфальный настрой, когда вдруг заметили маленький барк из эскадры лорда Генри Сеймура, также нацелившийся на их галион. Будучи ближе к нему, барк первым напал на жертву и притерся к галиону бортом.
Команда фрегата следила, как их соотечественники лезут вверх и переваливаются через поручень галиона. В лучах восходящего солнца яростно засверкали на палубе мельницами завертевшиеся клинки, вспыхивали то и дело кончики копий и алебард, но испанцы оказались крепким орешком, к тому же с рассветом они как бы пришли в себя. Уайэтт уж было собрался менять свой курс, чтобы погнаться за другим галионом, который, похоже, клевал носом и скорее полз, чем плыл, как Питер рявкнул ему:
— Подожди, Генри, смотри! Парней-то наших вышибают.
Да, это было так. Наконец-то сражаясь в рукопашном бою, который им был по душе, солдаты «Сан-Пабло» выбивали англичан за поручни и фальшборты и полезли бы за ними на их отчаянно смелый маленький барк, если бы он вовремя не отвалил от галиона.
Жаркий прилив возбуждения захлестнул все существо Уайэтта: там, недалеко, тяжело качаясь на подошве волны, доступный, лежал «Сан-Пабло», без марселей, и, видимо, шкоты его грота тоже были перебиты во время боя, потому что этот просто бесценный парус болтался и хлопал, как у домашней хозяйки белье на веревке. Уайэтт сам взялся за румпель, а Хоптон. спрыгнул вниз как раз вовремя, чтобы успокоить уж слишком разволновавшихся артиллеристов. На этот раз, утешил он их, «Морской купец» должен стрелять кусками буксирной цепи, коль на борту у него не осталось ни одного ядра.
Наконец заработала батарея правого борта, да еще так успешно, что сильно поколебала уверенность в себе испанцев, только что отбившихся от одного неприятеля, чтобы увидеть наседающего на них другого. Фрегат успел дать еще один бортовой залп — так здорово поднаторели в своем деле артиллеристы Хоптона, — а затем «Морской купец» заскрежетал по борту «Сан-Пабло» своим бортом. Почерневшие от пороха канониры фрегата живо побросали пробойники и гандшпуги и схватились за пики, дубинки и топоры. С криком «Смерть папистам!» они вскарабкались вверх по красно-синему изрешеченному выстрелами борту, перемахнули через фальшборт и спрыгнули на палубу, чтобы драться теперь не на жизнь, а на смерть.
Глава 22
«САН-ПАБЛО»
Хотя «Сан-Пабло», несомненно, не принадлежал к числу крупнейших галионов короля Филиппа, мужество его защитников стояло на высоком уровне. Офицеры, большей частью в черных доспехах, солдаты в шишаках и нагрудниках и волосатые, не защищенные доспехами матросы сконцентрировались на баке и юте и осыпали идущих на абордаж пулями, дротиками и стрелами арбалетов.
То, что этот галион, который спереди еще горел, подвергся сильной бомбардировке, Генри Уайэтт понял в тот самый момент, когда нога его ступила на поручень, ибо на палубе, среди обезображенных трупов команды, валялось несколько каменных ядер. Под рухнувшими снастями и кусками рангоутного дерева скопились темные коричневато-красные лужицы крови. Кровью же пропитались и обожженные куски обрушившихся парусов.
Голова его закружилась от бешеного грохота выстрелов, воплей и звенящего бряцанья стали. В завихрениях древесного и порохового дыма щипало глаза, разъедало горло, пока он, вцепившись в гротовый вант, стоял и пытался оценить обстановку. Незадачливые налетчики из эскадры Сеймура валялись убитыми или, как раненые животные, напрягали, корчась, оставшиеся силы, чтобы уползти куда-нибудь в сравнительно безопасный угол.
Он услышал свой собственный крик — впоследствии Генри так никогда и не смог вполне поручиться за то, что же он такое кричал: вполне вероятно, что-то вроде «Вперед за Святого Георгия и нашу королеву! Вперед, „Морской купец“!?»
И тут сеймуровский барк «Ахат» вернулся, чтоб снова атаковать, и пристал к другому борту галиона. На забрызганную кровью палубу спрыгнуло несколько блестяще одетых джентльменов во главе с неким Эмиасом Декстером. Некоторые из них задержались, чтобы пальнуть из кремниевых пистолей и ружей по скоплению орущего на полубаке врага.
— Давай, Генри! Чего тянуть?!
Питер Хоптон спрыгнул на палубу, схватил в обе руки свое излюбленное оружие рукопашного боя — обоюдоострый топор, какими обычно пользовались дровосеки в лесах Сент-Неотса. Его зычный возглас: «Бей их! Бей проклятых папистов!» — перекрыл внезапно зазвучавшие резкие звуки труб.
Испанцы под предводительством горстки сверкающих доспехами офицеров атаковали с юта. Теперь очень редко звучали выстрелы — перезаряжаться времени не оставалось. Воздух наполнился только одними криками, руганью, скрежещущим лязгом стали о сталь и глухими звуками с размаху наносимых ударов. Нападавшие и защитники бились с переменным успехом, пока «Сан-Пабло» ворочался в маслянистых волнах.