Глава 6
К БУХТЕ ВИГО
Под все более палящим солнцем армада сэра Френсиса Дрейка — люди сухопутные постоянно удивлялись, как часто на судах королевы употреблялись испанские и португальские морские термины, — пробороздила вечно изменчивый Бискайский залив. За два дня перед этим она попала в жестокий шторм, разметавший эскадру и угнавший пинассу «Спидуэлл» назад в Плимут.
Наступило воскресенье, и корабль ее величества «Бонавентур» поднял все флаги, а адмирал прочел со шканцев очень яркую проповедь.
Среди слушающих ее дворян находился некий сквайр Хьюберт Коффин. Его сотоварищи считали этого молодого джентльмена веселым, остроумным и проницательным, потому что, по его оценке, Золотой адмирал лишь совсем незначительно по всемогуществу отличался от самого Господа Бога.
Возможно, потому, что сквайр и Уайэтт были почти ровесниками и жадно поглощали все, что могли узнать о навигационном искусстве, между ними возникло взаимоуважение. По большей части именно от молодого Коффина Уайэтт приобрел ценные знания, касающиеся артиллерийского дела и умения поддерживать дисциплину. Например, Коффин объяснил ему, что, когда начинается сражение, солдаты с аркебузами и пиками посылаются на возвышающиеся полубак и полуют галиона, тогда как здоровенные бомбардиры, вооруженные гранатами, забирались на боевые марсы, которые едва ли больше, чем бочки из-под солонины.
— На этом военном корабле и большинстве других морские офицеры, — Коффин вытянул длинный загорелый палец, — это капитан, на торговом судне ты бы называл его «мастер», потом ответственный за хозяйство боцман и помощник боцмана, затем канонир и помощник канонира. — Хотя Генри Уайэтт давно уже это знал, он промолчал, не желая перебивать своего приятеля. — Затем идут старшие моряки; обычно они делятся на младших офицеров и тех моряков, которые управляют парусами. Они все получают по десять шиллингов в месяц. Ниже стоят йонкеры, или обыкновенные матросы; затем кренгельсы, или корабельные ученики, и, наконец, эти бедолаги, которых зовут юнгами.
— Хорошо. Но меня больше всего интересует артиллерия, — признался Уайэтт, когда они помедлили у основания бизань-мачты с латинским треугольным парусом. Был там и второй бизань, поменьше, расположенный от первого ближе к корме, а потому, что это был первый из кораблей королевы, на котором поднимали второй бизань, он стал известен под названием «бизань Бонавентура».
Подчиняясь движению палубы вверх и вниз, они пересекли ее поперек, чтобы видеть другие корабли эскадры или «армады», как настоятельно рекомендовал называть эскадру Коффин, растянувшиеся в длинный неровный строй. Они бороздили синие воды Бискайского залива, и их паруса казались неестественно чистыми в этом ярком солнечном свете.
— Артиллерийское дело? Друг Уайэтт, ты обратился к кому следует, — рассмеялся Коффин. — Я целиком и полностью за порох. Что бы там старики ни говорили, длинный лук и даже арбалеты уже свое отжили. Войны будущего будут выигрываться порохом.
Он похлопал по длинному пушечному стволу и, перейдя на серьезный тон, стал объяснять:
— Перед нами полу пушка, способная выбросить тридцатифунтовое железное ядро на расстояние тысячи семисот ярдов. Конечно, точно не угадаешь, куда оно попадет при такой дальности орудийного огня, — добавил Коффин, ослабляя простой суконный воротник, который он носил вместо брыжей. — Но для ядра это громадное расстояние, ведь так?
— Верно. Сколько людей требуется для обслуживания этого орудия? — Уайэтт пробежал глазами по сбивающей с толку путанице талей и канатов, которыми орудие крепилось к палубе и борту.
— Четверо канониров, — последовал незамедлительный ответ. — Разумеется, для самого тяжелого орудия, которое мы сейчас устанавливаем, потребуется шесть канониров. — Он повернулся и указал рукой. — Вон там, друг Уайэтт, у нас кулеврина, отличнейшее орудие, бьет семнадцатифунтовыми ядрами примерно на две тысячи пятьсот ярдов.
— Ого, это же больше чем полмили! — удивился Уайэтт, затем в его ярко-синих глазах появилась подозрительность. — Уж верно, друг Коффин, ты меня разыгрываешь?
— Да нет же. Завтра получишь доказательство тому, что я говорю, так как ручаюсь, что к тому времени сэр Френсис распорядится насчет учебной стрельбы. По этому поводу другие капитаны наверняка разворчатся как голодные медведи, а джентльмены будут ругаться и кукситься. Хотя наше судно и не так хорошо вооружено, как те новые корабли, которые, как мы слышали, строятся в Дептфорде, однако мы устанавливаем восемь полупушек по каждому борту.
— А как называются те небольшие пушки, установленные у нас на юте и на полубаке?
— Это камнеметные орудия, они стреляют каменными ядрами. Следующие по величине — полукулеврины. Все они называются осадной артиллерией, обладая небольшой дальностью огня, но мощным выстрелом. Затем у нас есть убойные орудия, стреляющие исключительно картечью, такие, как вон те пушки, что стоят вдоль поручня, а двухфунтовые фальконеты охраняют наш шкафут. Эти орудия заряжаются с казенной части, и дальность огня у них очень небольшая, потому что главное их назначение — отражать идущих на абордаж; мощность выстрела у них теряется из-за плохо подогнанных замков на казенной части.
Коффин все рассказывал и рассказывал до тех пор, пока голова у Уайэтта не закружилась от незнакомых слов; тем не менее он приготовился запомнить их все до одного.
Этот сентябрьский денек был таким, о каком обычно мечтают выходящие в плавание моряки: теплый, но не переходящий в зной воздух; наверху поскрипывали реи, создавая мягкий аккомпанемент ветру, тренькающему в брасах, фалах и вантах. Правильно или ошибочно, но поговаривали, что завтра на горизонте покажется берег Испании. Поэтому будут учения по внедрению автоматизма действий при орудии и стрельба по мишени.
— Подожди, пока не послужишь на каком-нибудь другом из наших кораблей, — заметил Коффин. — Вот тогда убедишься, что сэр Френсис поступает умно, когда настаивает на том, чтобы люди, несущие разные обязанности, держались своего места на корабле и чтобы строгое подчинение приказам стало неукоснительным правилом. Боже! Почти на всех других кораблях ты услышишь пререкания и игру словами, если приказ не нравится; бывает, матросы просто-напросто игнорируют такую команду и это им сходит с рук. Так было на «Черном медведе», на нем я ходил к западному побережью Африки по заданию сэра Джона Хоукинса. Джентльмены на судне избегали простых матросов и держались в сторонке, отказываясь выполнять какую-либо работу, связанную с навигацией. Их дело воевать, говорили они. Что еще хуже, большинство из них держали слуг, которым запрещалось пальцем пошевелить в деле управления судном, даже если их собственная жизнь висела на волоске.
На юте зазвучали трубы, и группы блестяще одетых джентльменов удалились, чтобы принять участие в послеполуденной трапезе. В этой эскадре, как и в большинстве других, еда подавалась только два раза в день, тогда как те, кто состоял в низшем ранге, сами готовили суточные рационы, склоняясь над огнем, разведенным на ящиках с песком в районе полубака.
Как обычно, если позволяла морская погода, сэр Френсис Дрейк обедал с помпой. Он откровенно наслаждался тем фактом, что сын бедного приходского священника может потчеваться, имея двух мальчиков на подхвате: один передавал ему еду или подставлял медный таз, в который он сплевывал воду при полоскании рта, другой готов был наполнить кубок из чистого золота сию же минуту, как тот становился пустым.
В большущем кресле с деревянной резьбой, обитом тисненой кожей, адмирал казался почти малышом, особенно если справа от него возвышалась фигура восседающего за столом старшего сержанта Энтони Пауэлла, великана валлийца со смуглым лицом. Последующим поколениям старшина будет известен как генерал-майор Пауэлл. Присутствовали также два полевых капрала Дрейка — позже ставших бригадирами. Генерал-лейтенант Карлейль с интересом отметил, что сегодня к адмиральскому столу приглашены в основном армейские офицеры. Дрейк, разумеется, получал немалое удовлетворение от того, что под его командованием оказались как флотские, так и армейские элементы.
Какое-то время адмирал молча старался разжевать кусок определенно жесткой говядины, задаваясь вопросом, догадываются ли другие о его беспокойстве относительно следующих нескольких дней. Они конечно же видели мощь Испании на суше и на воде, продемонстрированную ею в Средиземном море и Нидерландах, и все как один знали, какая ужасная доля поджидает еретиков, воюющих против самого его католического величества, если они попадают в плен. Едва ли нашелся бы за этим столом человек, не потерявший родственника или близкого друга по вине Святой инквизиции.