Вечером накануне моего отъезда я занимался упаковкой чемоданов. В этот момент в мою крошечную комнату вошла Сюзанна.
— Пойду прокачусь верхом, — сказала она.
Она была одета в брюки, сапоги, водолазку и твидовый жакет. Ей очень шел этот наряд, да и загар был к лицу.
— Всю усадьбу распахали бульдозеры. Смотри, Сюзанна, будь осторожна.
— Я знаю. Но сейчас вечерами светло как днем.
Да, это действительно было так. В небе стояла полная луна, ночи были такими тихими и ясными, что я едва не изъявил желание составить ей компанию. Скоро обе усадьбы превратят в шумные поселения, «Фокс-Пойнт» станет иранской территорией, а соседи и вовсе перестанут с нами разговаривать. Поэтому, судя по всему, прогулкам верхом в ближайшее время суждено было закончиться. Возможно, я упускал свой последний шанс. Но в тот вечер я все же решил отказаться от прогулки, так как почувствовал, что Сюзанна хочет побыть одна.
— Может быть, я буду кататься допоздна, — сказала она.
— Ладно.
— Если ты уже будешь спать, когда я вернусь, тогда разбуди меня завтра, Джон, перед своим отъездом.
— Хорошо.
— Спокойной ночи.
— Приятной прогулки.
И она уехала. Когда я сейчас вспоминаю те минуты, то отчетливо вижу, что Сюзанна вела себя совершенно нормально. Но я уже говорил вам, она и так была сумасшедшей, а тут еще и полнолуние.
Примерно в одиннадцать часов я собрался ложиться спать, так как хотел встать до рассвета, чтобы в первый день своего путешествия проехать как можно больше. Но Сюзанна к тому времени еще не возвратилась, а вы знаете, как неохотно ложатся в постель мужья и жены, когда одного из супругов нет дома. Вероятно, причиной такого поведения частично является беспокойство, частично — ревность, но что бы то ни было, тот, кто ждет дома, все время вслушивается в тишину — не подъедет ли к дому машина; так бывает, даже если супруги перессорились и не разговаривают друг с другом.
В тот вечер я ждал, конечно, не машину, а топот лошадиных копыт; теперь, когда конюшня стала ближе к дому, эти звуки легко можно было уловить. Но как ни странно, к дому подъехала именно машина, сначала мелькнул свет фар, затем послышался шорох шин по гравию. В тот момент я находился в спальне на втором этаже и как раз собирался раздеваться. Спустившись вниз, я услышал, как хлопнула дверца автомобиля и кто-то позвонил в дверь.
Неизвестная машина у порога дома и поздний звонок не всегда означают приятные новости. Я открыл дверь: передо мной стоял мистер Манкузо, на его лице застыло странное выражение.
— Добрый вечер, мистер Саттер, — произнес он.
— Что случилось? — вот все, что я мог проговорить дрожащим от волнения голосом.
— Ваша жена…
— Где она? С ней все в порядке?
— Да. Извините, я не хотел сказать… в общем, она жива и здорова. Но вам придется поехать со мной.
Не переодеваясь, как был — в джинсах и в рубашке, я сел к нему в машину, и мы поехали. По дороге к воротам мы не обменялись ни словом. Проезжая мимо сторожевого домика, я увидел Этель Аллард, выглядывавшую из окна, — наши с ней взгляды встретились. Неужели у меня такое же встревоженное лицо, как у нее?
Мы выехали на Грейс-лейн и свернули налево к «Альгамбре».
— Он мертв? — спросил я у мистера Манкузо.
Тот искоса взглянул на меня и кивнул.
— Вероятно, на этот раз он был без бронежилета?
— Да, без него, — подтвердил он и добавил: — Это зрелище не для слабонервных.
— Ничего, я недавно наблюдал, как парню снесло голову.
— Да, верно. Мы оставили все, как было, вы сможете посмотреть на него. Полицию мы пока не вызывали. Я заехал за вами и везу вас туда по своей собственной инициативе, мистер Саттер, я решил, что будет правильно, если вы сможете поговорить со своей женой до того, как придут детективы из окружного управления.
— Спасибо, — поблагодарил я. — Вы передо мной в долгу не были, так что получается, что теперь я ваш должник.
— Что ж… Тогда вот моя просьба к вам: попробуйте собрать и склеить осколки того, что осталось от вашей жизни. Я бы очень хотел, чтобы у вас это получилось.
— Будет исполнено.
Манкузо, казалось, не спешил, словно все еще сомневаясь в душе, правильно ли он поступает, так что по дороге к главному дому «Альгамбры» мы ехали довольно долго. Я заметил, что во всех окнах горит свет.
— Какая роскошь, — промолвил Манкузо. — Но, как сказал Христос, что за польза человеку, если он приобретет весь мир, а душу свою потеряет.
Я не считал, что Святой Феликс понимал истинную природу Фрэнка Белларозы.
— Он не продавал свою душу, мистер Манкузо. В своем бизнесе он занимался тем, что покупал, а не продавал.
Он снова искоса взглянул на меня.
— Думаю, что вы правы.
— Миссис Беллароза здесь? — спросил я.
— Нет, она в Бруклине.
— Поэтому здесь оказалась моя жена.
Он промолчал.
— Для мистера Белларозы и для миссис Саттер было очень удобно, что миссис Беллароза постоянно уезжала в Бруклин, не так ли? — добавил я.
Он снова промолчал.
— Вы не только смотрели на это сквозь пальцы, вы еще и содействовали этому.
На этот раз он ответил:
— Это было не наше дело, мистер Саттер. Это было ваше дело. Вы знали обо всем.
— Конечно же, вам нужно ублажать ваших свидетелей, мистер Манкузо, но при этом вовсе необязательно превращаться в сутенера.
— Я понимаю, как вам тяжело, мистер Саттер.
— А я понимаю также, мистер Манкузо, что и вы, и я здорово извозились в грязи, и нам уже никогда не стать такими чистыми и непорочными, какими мы были на Пасху.
— Да, — согласился он, — очень грязное дело. Я даже не могу сказать в данном случае, что цель оправдывает средства. Но со своими моральными проблемами я буду разбираться сам и не сомневаюсь, что вы тоже сможете разобраться со своими.
— Попытаюсь.
— Если говорить с профессиональной точки зрения, то никто из нас не может радоваться, что Фрэнк Беллароза умер, не успев сказать нам всего, что он знал. Никто не радуется и по поводу того, что сделала миссис Саттер. И мы заслужили то, что получили теперь: мы же нарушали правила и разрешали ей приходить сюда в любое время, даже не проверяя ее. Так что нам придется за это отвечать. Возможно, это вас утешит.
— Нисколько.
Машина остановилась у парадного входа «Альгамбры», я вылез из нее и вошел в дом. В вестибюле стояли целых шесть агентов ФБР, двое в полевой форме с карабинами за спиной, четверо в гражданских костюмах. Все они обернулись и посмотрели на меня. Двое из них подошли и, обыскав меня, прошлись по мне металлоискателем. Лучше бы они все это проделали с моей женой.
Первое, что я заметил, была пальма, которая вместе с кадкой завалилась набок у входа в столовую. Керамическая кадка разбилась, и из трещины на выложенный плиткой пол высыпалась земля и вылезли корни. Наполовину скрытый большой кадкой и листьями пальмы, на полу лежал человек. Я подошел к нему.
Фрэнк Беллароза лежал на спине, руки и ноги раскинуты в стороны, халат распахнулся: под ним ничего не было, только голое тело. На шее, на руках и ногах виднелись шрамы от ран, нанесенных ему выстрелами из дробовика. Были также три свежие раны — одна в области сердца, вторая — на животе, третья — в паху. Интересно, куда она сделала первый выстрел?
Вокруг все было залито кровью: тело убитого, его халат, пол и даже ветви пальмы. На всех трех ранах кровь уже почти свернулась, и они походили на розетки из красного заварного крема. Пятна крови были также и поодаль от тела. Мне стало ясно, что он упал, проломив ограждение, со второго этажа. Подняв голову вверх, я увидел, что стою прямо под тем местом, где находится дверь его спальни. Я снова посмотрел на Белларозу. Его глаза оставались широко открытыми, но на этот раз в них не было ни жизни, ни боли, ни слез. Только вечность. Я встал на колени и закрыл ему глаза.
— Пожалуйста, не трогайте ничего, мистер Саттер, — послышался за моей спиной голос Манкузо.
Я поднялся и бросил последний взгляд на Фрэнка Белларозу. Мне вдруг пришла в голову мысль, что итальянцы во все времена понимали, что в основе всех жизненных проблем всегда находятся люди, у которых слишком много власти, слишком много харизматического влияния, слишком много амбиций. Итальянцы возводили таких людей в ранг полубогов, и в то же время ненавидели их за те же самые качества. Поэтому для них убийство Цезаря, дона или дуче являлось актом преодоления психологического комплекса, они видели в этом поступке спасение и грех одновременно.