Ей было лет тридцать, но можно было дать и все сорок. Она была разведена и жила сейчас с человеком, который время от времени поколачивал ее. Работала она официанткой, а с детьми сидела ее мать. Здоровье у нее было неважнецкое. Она должна была бы ненавидеть мужчин, но не ненавидела. Она играла в лотерею и отказывалась признавать тот факт, что в ее жизни уже не будет ничего хорошего. Впрочем, ничего этого она о себе не сказала, она вообще не вымолвила ни слова. Просто у людей, которых вы можете встретить в «Ржавой якорной трубе», все это написано на лбу. Даже удивительно, как такая процветающая нация, как американцы, может порождать таких несчастных людей. А может быть, все дело просто в том, что некоторые люди рождаются неудачниками и на Марсе в 3000 году тоже будет стоять где-нибудь бар «Ржавая якорная труба», посетителями которого будут люди с плохими зубами, татуировками и одетые в черную кожу. Они будут рассказывать друг другу истории из своей жизни, жаловаться на неудачи и на то, как кто-то вставляет им палки в колеса. Я услышал, как рядом сбросили на пол туфли.
— Ноги гудят по-черному.
— Почему? — поинтересовался я.
— О, да я пропахала все утро. Даже на мессу не попала.
— А где ты работаешь?
— В ресторане «Звездная пыль» в Глен-Ков. Знаешь это место?
— Да, конечно.
— Что-то я тебя там никогда не видела.
И никогда не увидишь.
— Хочешь угощу?
— Давай. Закажи «мимозу» Терпеть не могу, когда приходится пить, а еще не вечер. Но сейчас мне надо промочить горло.
Я сделал жест бармену.
— Одну «мимозу». — Повернулся к своей соседке — Будешь бифштексы?
— Нет, спасибо.
— Меня зовут Джон.
— Салли.
— Не Салли Грейс?
— Нет, Салли Энн.
— Рад нашему знакомству.
Появилась ее «мимоза» — мы чокнулись, поболтали, затем она спросила:
— А что ты делаешь в этой дыре?
— А что, разве мне здесь не место?
— Да нет, знаешь ли. — Она рассмеялась.
Мне было приятно осознавать, что меня здесь принимали за инородное тело даже до того, как я раскрыл рот и обнаружил свой акцент. Соответственно, если бы кто-то из этих людей оказался в клубе «Крик», я бы тоже поинтересовался, как они туда попали.
— Просто я в разводе, один как перст и ищу любви где только можно, — абсолютно серьезно сообщил я.
Она снова весело расхохоталась.
— Да ты, видно, сумасшедший.
— В моих клубах сегодня выходной день, моя яхта стоит в сухом доке, а моя бывшая жена улетела с детьми в Акапулько. У меня был выбор — пойти на обед к главарю мафии, к своей тетке или сюда.
— И ты пришел сюда?
— А разве ты не сделала бы то же самое?
— Нет, я бы пошла на обед к главарю мафии.
— Интересная мысль. Твоя фамилия случайно не Рузвельт? — поинтересовался я.
— А твоя случайно не Астор? — хихикнула она.
— Нет, моя Уитмен. Знаешь такого поэта Уолта Уитмена?
— Конечно. «Листья травы». Я проходила это в школе.
— Боже, благослови Америку.
— Это тоже он написал?
— Возможно.
— Так ты его родственник?
— Что-то вроде этого.
— Тоже поэт?
— Пытаюсь им стать.
— А ты богатый?
— Был. Все проиграл в лотерею.
— Господи, сколько же ты купил билетов?
— Все, которые были.
Она опять захихикала. Я был в ударе. Я подвинул свой табурет поближе к ней. Когда-то она была милашкой, но годы, как говорится, взяли свое. При этом у нее сохранилась прекрасная улыбка, веселый смех, все зубы и, как я предполагал, доброе сердце. Я мог заметить, что нравлюсь ей, а если еще немного постараюсь, то она и полюбит меня. Многие мои однокурсники баловались с дешевыми девчонками, но я себе такого никогда не позволял. Возможно, теперь я пытался наверстать упущенное. Кстати, в здешних местах есть обычай, сохранившийся до сих пор, — в среду вечером у прислуги выходной, и все бары на побережье заполнены очаровательными девчонками из Ирландии и Шотландии, приехавшими сюда на работу. Но это уже другая история. А что касается дела, то я должен признаться, что давненько не был один на один с женщиной из народа и не знал точно, как себя с ней вести. Вероятно, лучше всего быть самим собой. Кстати, с Салли Энн я ощущал себя значительно лучше, чем с Салли Грейс. При этом я чувствовал себя на коне. Мы еще немного поболтали, Салли прыскала со смеху уже в свою третью «мимозу», а компания в коже, похоже, начала подозревать, что ее надули с рассказом о жене, лежавшей в коматозном состоянии.
Я мельком взглянул на часы и понял, что пробило три. Следовало выбирать между Салли Энн и визитом в ее лачугу и посещением званого ужина у тетушки Корнелии. Скажу честно, мне не нравилось ни то ни другое.
— Ну, — сказал я, — мне пора.
— О… ты спешишь?
— Да, по правде говоря. Мне надо прихватить на вокзале герцога Суссекса и затем отправиться к тете Корнелии.
— Серьезно?
— Ты мне дашь свой телефон?
Она уставилась на меня, потом глупо улыбнулась.
— Я думаю…
— У тебя есть визитная карточка?
— Погоди… сейчас посмотрю… — Она запустила руку в свою сумочку и вытащила огрызок карандаша, которым, очевидно, записывала заказы клиентов. — Ты хочешь, чтобы я написала номер на карточке?
— Можно и на салфетке. — Я протянул ей чистую салфетку, и она нацарапала на ней свое имя и телефон.
— Я живу здесь, в Бейвилле. Почти у самого берега.
— Можно только позавидовать. — Я положил салфетку в карман, туда же, где уже лежала гильза от ружья. Мой карман потихоньку превращался в свалку. — Непременно позвоню, — пообещал я и сполз с высокого табурета на пол.
— До конца этого месяца я работаю по вечерам. С пяти вечера до полуночи. Поэтому сплю как попало. Так что звони когда захочешь, не стесняйся. К тому же у меня включен автоответчик.
— Понял. До свидания. — Я оставил на стойке деньги и вынырнул из «Ржавой якорной трубы» на свет Божий. Конечно, где-то в мире есть место и для меня, но вряд ли «Ржавая якорная труба» входит в число этих уголков.
Забравшись в свой «бронко», я понял, что теперь мне придется выбирать между доном Белларозой и тетушкой Корнелией. Я помчался на юг вдоль побережья, надеясь, по всей видимости, на то, что в ход событий вмешается провидение и что-нибудь случится с моей машиной.
Но в результате я оказался на Грейс-лейн. Я проехал мимо ворот Стенхоп Холла, они были закрыты. Алларды, вероятно, отправились в гости к своей дочери, а Сюзанна закатилась либо к моей тете, либо к Фрэнку в гости. Там она уже отъедает нос у бедного ягненка и прикидывает, что ей делать со мной.
Я проследовал дальше — до начала каменного забора, ограждавшего «Альгамбру». Здесь я притормозил и заехал на площадку, устроенную напротив ворот.
У ворот продолжали нести вахту двое джентльменов в черных костюмах — они сразу же уставились на меня. За их спинами у сторожевого домика стоял огромный, футов шести, если не считать ушей, пасхальный кролик. В лапах он держал большую пасхальную корзину, в которой, как я подозревал, были припрятаны раскрашенные к празднику ручные гранаты.
Я снова взглянул на двух помощников кролика: они продолжали сверлить меня глазами. Я не сомневался, что хотя бы один из этих охранников — «солдат» дона Белларозы — преследовал меня сегодня утром с собаками.
Дорога, ведущая в «Альгамбре» к главному дому, в отличие от нашей была прямой, в рамке ворот вы могли прекрасно наблюдать главный дом усадьбы. Она была вымощена булыжником, а не гравием и обрамлена рядами деревьев. Сегодня вдоль этой дороги стояла целая вереница машин, в основном черного цвета, с удлиненными кузовами. Я подумал, что эти машины и эти люди в черном пригодятся как нельзя кстати, если вдруг возникнет надобность организовать траурную процессию.
Наблюдая эту картину, я понял, что Фрэнк Беллароза, пожалуй, умеет организовывать большие приемы. Вероятно, подсознательно он подражал приемам, описанным в «Великом Гэтсби», на которых гости могли делать все, что им заблагорассудится, а хозяин имел возможность издали наблюдать за происходящим.