— Здесь не так много земли, как в Стенхоп Холле или в «Альгамбре», но участок граничит с морем, поэтому цена будет приблизительно десять-двенадцать миллионов.
— Немалые деньги.
— Но цена все время растет. Если ты начнешь перекупать землю у иранцев, они повысят ее до пятнадцати миллионов.
— Я не занимаюсь такими вещами. Ты просто должен свести меня с нужными людьми, с владельцами.
— Ты предложишь им свой наилучший вариант и убедишь их, что это и их лучший вариант?
Он взглянул на меня и улыбнулся.
— Ты быстро учишься, советник.
— Что ты станешь делать с этим участком?
— Не знаю. Пусть здесь будет бассейн. Я разрешу всем пользоваться пляжем. Чертовы арабы не позволили бы этого, у них ведь строгости насчет женской одежды. Знаешь? Они даже в море купаются с этими дурацкими лоскутами на голове.
— Никогда бы этого не подумал. — Интересно, он на самом деле собирается покупать Стенхоп Холл и Фокс-Пойнт и сохранить за собой «Альгамбру»? Или просто пускает пыль в глаза? Для человека, которому грозит обвинение в убийстве и у которого куча врагов, у него чересчур много далеко идущих планов. Настоящий мужик. Этого у него не отнимешь.
Мы поднялись по тропинке к бельведеру и вошли внутрь восьмигранного строения. Оно было целиком деревянное, краска из-за близости моря облупилась. Внутри оказалось очень чисто, очевидно, благодаря стараниям любительниц бельведеров. Хорошо бы, они научились еще и красить их.
Беллароза осмотрел строение.
— У вас на участке есть такой же. Мне нравится. Приятно посидеть, потолковать. Надо будет прислать сюда Доминика, пусть посмотрит. — Он присел на скамейку, которая шла вдоль стен бельведера. — Садись, поговорим.
— Я постою. Ты говоришь — я внимательно слушаю.
Он достал из кармана сигару.
— Будешь? Настоящая, кубинская.
— Нет, спасибо.
Он развернул обертку сигары и закурил при помощи своей золотой зажигалки.
— Я попросил твою дочь привезти мне с Кубы настоящих «Монте-Кристо». Твой сын должен был передать ей мою просьбу.
— Был бы признателен, если бы ты не втягивал моих детей в контрабанду.
— Не бойся, если ее поймают, я о ней позабочусь.
— Я сам адвокат. Я о ней и буду заботиться.
— Что она делает на Кубе?
— Откуда ты узнал, что она едет на Кубу?
— Твой сын мне сказал. А сам он едет во Флориду. Я дал ему несколько полезных фамилий.
— Что за фамилии?
— Моих друзей. Эти люди всегда помогут ему, если он назовет им мою фамилию.
— Фрэнк…
— А что такого? На то они и друзья. Вот на Кубе у меня друзей нет. Так почему твоя дочь решила туда поехать?
— Будет там бороться за мир.
— Да? Здорово. Но кому это нужно? Возможно, я увижусь с ней, когда она опять здесь появится.
— Конечно. Тебе же надо будет забрать свои сигары.
— Да. Как дела с твоими подоходными налогами?
— Мельцер, кажется, все улаживает. Спасибо.
— Не за что. Так уголовного дела не будет?
— Во всяком случае, он так сказал.
— Хорошо. Мне не хотелось бы, чтобы мой адвокат сел в тюрьму. Сколько берет с тебя Мельцер?
— Двадцать сразу и половину того, что он для меня сбережет.
— Неплохо. Если срочно понадобятся наличные, обращайся ко мне.
— Под какой процент даешь?
Улыбаясь, он вынул изо рта сигару.
— Для тебя процент будет таким же, как в банке.
— Спасибо, у меня пока с деньгами проблем нет.
— Твой сын сказал, что ты продаешь летний дом, чтобы рассчитаться с налогами.
Я ничего не ответил. Я не мог себе представить, что Эдвард мог об этом рассказывать.
— На этом рынке недвижимость не продают, ее покупают, — добавил Беллароза.
— Спасибо за совет. — Я поставил ногу на скамейку и стал смотреть на море. — Так о чем ты хотел со мной поговорить?
— Ах, да. О Большом жюри присяжных. Они собирались в прошлый понедельник.
— Я читал об этом.
— Да, этот чертов Феррагамо обожает общаться с прессой. Так вот, они предъявят мне обвинение в убийстве через две, максимум через три недели.
— Может быть, и не предъявят.
— Ну да. Может быть, и Папа Римский — еврей, — усмехнулся он.
— Но он носит крест.
— Не знаю, в курсе ли ты, как это все происходит. Значит, сначала генеральный прокурор получает обвинительное заключение от Большого жюри присяжных. Ему вручают его в запечатанном конверте, и обвинение оглашается только в момент его предъявления. Прокурор идет с этим обвинением и ордером на арест к федеральному судье, чтобы тот подписал этот ордер. Обычно эта процедура происходит по понедельникам, так что рано утром во вторник они присылают агентов ФБР, и те приходят за тобой в шесть-семь часов утра. Улавливаешь?
— Нет, я ведь занимаюсь налогами.
— Они приходят пораньше, чтобы застать человека дома и взять его еще тепленьким, знаешь, как в России. Capisce?
— Почему именно во вторник?
— Вторник это хороший день для больших новостей. Понимаешь? Понедельник — не то. Пятница — тоже. О выходных вообще речи нет. Ты думаешь, Феррагамо — дурак?
Я чуть не расхохотался.
— Ты серьезно?
— Да, это все серьезно, советник.
— Аресты по подозрению в убийстве вроде никак не связаны с выпусками новостей.
Теперь была его очередь смеяться. Ха-ха-ха.
— Тебе пора повзрослеть, — добавил он.
Это замечание меня немного задело, но я сдержался, так как мне было интересно его слушать.
— Но они могут арестовать тебя и в среду, и в четверг, это тоже хорошие дни для горячих новостей, — сказал я.
— Да, верно. Они могут. Но для крупной рыбы они всегда приберегают вторник. Таким образом, у них на раздувание шумихи в газетах есть среда и еще как минимум часть четверга. А если они придут за тобой в четверг, а тебя не окажется дома, тогда им остается только пятница. Они в дерьме и ни в какие новости не попадают.
— Да. Теперь понятно. Итак, они арестовывают тебя во вторник. Что дальше?
— Так вот. Они везут меня отсюда на Федерал-плаза, в штаб-квартиру ФБР, и мурыжат меня там какое-то время. Затем они отвозят меня на Фоли-сквер, там находится Федеральный суд. Понял? Туда меня доставляют уже в наручниках примерно в девять, в десять часов. К этому времени этот чертов Феррагамо собирает там чуть ли не половину журналистов со всего мира, все они суют мне в лицо микрофоны и все снимают своими камерами. Затем следует еще несколько процедур, и только после этого обвиняемому разрешается вызвать своего адвоката. — Он поглядел на меня. — Понимаешь?
— А что, если в тот момент адвокат находится, скажем, на Кубе?
— Он там быть не должен. Мне нет необходимости даже звонить ему, так как он приходит ко мне каждый вторник часов в пять утра выпить чашечку кофе. Каждый вторник, начиная со следующего.
— Понимаю.
— Вот. Поэтому когда заявляются ребята из ФБР, то мой адвокат следит, чтобы все было по закону. Потом мой адвокат садится в машину вместе с Ленни и едет вслед за мной на Федерал-плаза и на Фоли-сквер. Он не скрывается на Кубе, а постоянно находится рядом со своим клиентом. Capisce?
Я кивнул.
— Кроме того, мой адвокат носит с собой дипломат, в котором лежат наличные и документы, подтверждающие право собственности на недвижимость. Это будет необходимо, когда адвокату нужно будет освобождать своего клиента под залог. Мой адвокат получит в виде денег и документов четыре-пять миллионов.
— Тебя никто не освободит ни под какой залог, Фрэнк, если тебе предъявлено обвинение в убийстве со стороны федерального жюри присяжных.
— Ошибаешься. Слушай внимательно. Мой адвокат должен будет убедить судью, что Фрэнк Беллароза — ответственный человек, он имеет многочисленные связи в обществе, в котором он живет, он владеет шестнадцатью предприятиями, за которыми требуется каждодневный присмотр, у него, наконец, есть жена и дети. Мой адвокат расскажет судье, что его подзащитный никогда прежде не обвинялся в совершении преступлений, связанных с насилием, он знал заранее о визите агентов ФБР, не предпринимал попыток к бегству и последовал добровольно за представителями закона. Мой адвокат был тому свидетелем. Мой адвокат скажет судье, что знает мистера Белларозу лично, как друга, он знаком также с миссис Белларозой, он является соседом супругов Беллароза и может лично гарантировать, что его подзащитный не скроется от правосудия. Понимаешь?