Что касается родителей Сюзанны, я звоню им раз в месяц, чтобы поведать о делах в имении, но в гости к ним еще ни разу не попадал. Сюзанна время от времени летает к родителям, но звонит им очень редко. Стенхопы также почти не посещают свою усадьбу, если только у них нет каких-то неотложных дел. Наше общение сводится к минимуму — к обоюдному удовлетворению сторон, а с приобретением телефакса мы вздохнули еще свободнее.
Брат Сюзанны — Питер — никогда не был женат. Он путешествует по свету в поисках смысла жизни. Судя по обратным адресам его нечастых писем — Сорренто, Монте-Карло, Канны, Гренобль, — он ищет в правильном направлении.
У меня имеется сестра, Эмили. На ее долю выпало проживание в семи не самых лучших городах США на протяжении десяти лет. Она всюду следовала за своим мужем — сотрудником Ай-би-эм. В прошлом году Эмили, еще весьма хорошо сохранившаяся женщина, наконец нашла новый смысл жизни в районе Галвестона, Техас. Он предстал перед ней в образе молоденького студента по имени Гэри. Сейчас она подала на развод.
Итак, в пятницу, во второй половине дня, я покинул свой офис в Локаст-Вэлли и направился в клуб «Крик», чтобы пропустить стаканчик. Это также традиция, и, признаюсь честно, гораздо приятней многих остальных.
Я въехал на территорию клуба и по гравийной дорожке, окаймленной великолепными американскими вязами, проследовал к главному зданию. «Ягуара» Сюзанны на стоянке не было. Она частенько приезжает сюда, чтобы выпить стаканчик чего-нибудь. Затем мы ужинаем в клубе или в каком-то другом месте. Я поставил свой «бронко» на свободное место и вошел в дом.
Обладатели крупных наследств или люди, которых за таковых принимают, пользуются несколькими приятными преимуществами перед остальными смертными. Среди них — возможность ездить на машине любой марки. Один из самых богатых людей, которого я лично знаю, Вандербильт, ездит на «шевроле» 1977 года выпуска. Люди воспринимают это как причуду или как выражение простоты нравов. Это вам не Калифорния, где марка автомобиля на пятьдесят процентов определяет общественный вес его владельца.
Кроме того, важно не то, какой автомобиль, важно, какие парковочные наклейки у него на бампере. У меня красуются наклейки Локаст-Вэлли, клуба «Крик», клуба «Коринф» и теннисного клуба в Саутгемптоне. Больше ничего объяснять не надо, это что-то вроде медалей у ветерана, только нет необходимости носить их на груди.
Итак, я вошел под своды клуба «Крик», старинного особняка, некогда частной резиденции. Здесь очень теплая, домашняя обстановка, ничего крикливого. Несколько комнат для обедов, игры в карты, просто для уединения. В глубине — зал для коктейлей, он выходит окнами на поле для игры в гольф и в поло. Вдали виднеется побережье, на нем клубу принадлежат несколько пляжных домиков. У нас есть настольный теннис, большой теннис, возможно, сохранится тир для стрельбы по тарелочкам, а также иные всевозможные развлечения для души и тела. Это оазис земных удовольствий примерно для трехсот давно знакомых между собой семей. Когда-нибудь они окончательно переселятся сюда, и это будет называться «Общежитие клуба „Крик“».
Я вошел в зал, заполненный людьми, пребывающими в пятничном настроении, которое всегда напоминает мне идиотский смех в раздевалке после победы в бейсбольном матче.
Последовали привычные похлопывания по спине, приветствия, возгласы «как дела, Джон?» и тому подобное. Из необычного я отметил только подмигивание Бэрил Карлейль, которую мне всегда хочется шлепнуть по заднице, но законы клуба этого не дозволяют.
Я огляделся и сразу увидел, кто есть и кого нет. Один англичанин однажды заметил, что предпочел бы быть членом клуба, а не представителем человеческой расы, так как в клубе в отличие от расы есть свой устав и все друг с другом знакомы. Кажется, он прав.
За столиком у окна сидел Лестер Ремсен в компании Рендала Поттера и Мартина Вандермеера.
Я прикинул, что, пожалуй, лучше всего присоединиться к Лестеру, которого я не видел с прошлого воскресенья, и направился к его столику. Лестер приветствовал меня несколько холодновато, другие двое, судя по выражению их физиономий, уже прослышали обо мне нечто не совсем хорошее. Подошла официантка, я заказал джин с мартини.
Если уж речь зашла о порядках в клубах, то всем известно, что одно из правил налагает запрет на деловые разговоры. Члены клуба приглашаются к отдыху от тягот дня. В наше время добавили бы, что таким образом устраняется неравенство между членами клуба и простыми гражданами. Американцы всегда серьезно относятся к своим экономическим правам, не отстают от них и американские суды. Однако бизнес Америки заключается в том, чтобы заниматься бизнесом, поэтому Рендал и Мартин все же углубились в деловую беседу, а я воспользовался этим, чтобы обратиться с вопросом к Лестеру Ремсену.
— У меня есть одна клиентка, женщина лет семидесяти. Так вот, недавно она пришла, чтобы проконсультироваться по поводу пятидесяти тысяч акций «Чейз нэшнл бэнк». Время их выпуска — 1928 и 1929 годы…
Лестер наклонился ко мне.
— Ты имеешь в виду, что у нее на руках сертификаты этих акций?
— Ну да. Она притащила в мой офис в Локаст-Вэлли целый чемодан этих сертификатов. Они достались ей в наследство от мужа, он умер в прошлом месяце.
— О Боже, — воскликнул Лестер, — никогда в жизни не видел сертификаты «Чейз нэшнл». Теперь ведь этот банк называется «Чейз Манхэттен», ты знал об этом?
— Нет, не знал. Я как раз хотел расспросить все подробности у тебя. — Конечно, я прекрасно об этом знал, но мне приятно было видеть, как разглаживается нахмуренное лицо Лестера и на нем начинает играть довольство собой.
— А как они выглядят? — поинтересовался Лестер. Некоторых мужчин возбуждает фильм «Шлюха» — Лестера же, по всей видимости, возбуждали сертификаты старых акций. Причем это случалось при любых обстоятельствах.
— Они такого светло-зеленого оттенка с замысловатым черным шрифтом и выгравированным изображением здания банка. — Я, как мог, описал вид сертификатов, но по глазам Лестера можно было подумать, что у описываемого предмета огромные груди. — Так вот, — продолжал я, — послушай лучше, в чем загвоздка. На обратной стороне сертификатов имеется следующая надпись: «Указанное число акций данного сертификата может быть обменено один к одному на акции „Амерекс корпорейшн“». — Я пожал плечами, давая понять, что не понимаю в этом ни бельмеса. Я на самом деле не понимал.
Лестер приподнялся на стуле.
— «Амерекс» теперь превратился в «Америкэн экспресс», а тогда это была совсем скромная компания. Там действительно так написано?
— Да. — Даже я был слегка возбужден этой новостью.
— «Америкэн экспресс» шел по тридцать три с половиной при закрытии торгов. Это составляет…
Я увидел, как между глаз Лестера включился главный компьютер. Через секунду он выдал:
— Это будет один миллион шестьсот семьдесят пять тысяч. А для «Чейз Манхэттен» курс закрытия был на сегодня тридцать четыре с четвертью… — Лестер сдвинул брови, закрыл глаза и открыл рот. — Это будет один миллион семьсот двадцать тысяч пятьсот.
Лестер ни разу не произнес слова «долларов». В клубе никто не произносит это слово. Вероятно, служение деньгам накладывает некоторые табу, так же, как у древних иудеев было запрещено употреблять слово «Бог».
— Так значит, эти сертификаты действительны в любом случае? — уточнил я.
— Я не могу сказать точно, пока не осмотрю их, но, судя по тому, что ты рассказал, так оно и есть. И, конечно, цифры, которые я назвал, не учитывают разницу в номиналах между нынешними акциями и акциями 1929 года. Это может быть коэффициент 1:10 или 1:10,5.