Покончив с этими размышлениями, человек задумывается, достаточно ли хорошо ему живется на земле. Я пока еще могу вкушать радости жизни, но отчетливо помню те времена, когда мне жилось лучше — в моем доме. Поэтому встает извечный вопрос — переезжать ли в новый дом или пытаться отремонтировать старый?
Я въехал в ворота кладбища и проследовал к участку Стенхопов. Вот ведь как получается, Стенхопы, которым при жизни нужно было так много земли, после своей смерти все разместились на одном акре, и даже еще осталось свободное место.
Не доезжая до свежевырытой могилы, я остановился и увидел, что могильщики уже почти засыпали ее землей. Этель куда-то исчезла.
Я вылез из машины и направился к могильщикам, намереваясь спросить у них, где Этель. Однако на полпути я повернул к южной части участка Стенхопов, туда, где уже давно выстроились ряды могильных плит из розового гранита.
Этель Аллард стояла спиной ко мне перед могильным камнем с надписью — АВГУСТ СТЕНХОП.
Я сразу почувствовал, что вторгаюсь в частную жизнь другого человека. По правде сказать, я оказался здесь не случайно, я подозревал, что Этель должна была пойти именно сюда. Прежний Джон Саттер наверняка спрятался бы в кусты и стал ждать, однако теперь вместо этого я сказал:
— Этель, пора уезжать.
Она безо всякого удивления взглянула на меня из-за плеча и кивнула. Еще немного постояла у могилы, затем положила на нее белую розу, которую держала в руке.
Потом повернулась и подошла ко мне. В глазах у нее стояли слезы. Мы направились к моей машине.
— Я любила его, — прошептала она.
«Кого?»
— Да, вы любили его, — сказал я вслух.
— А он как нежно любил меня.
— Мы все видели это. — «Кого она имеет в виду?» Этель начала плакать, я обнял ее за плечи. Она склонила голову мне на плечо.
— Теперь уже ничего не будет. Все в прошлом, — всхлипнула она.
Эхе-хе. Ну и странные же мы люди.
— Надо быть благодарным за то, что было. Это лучше, чем ничего.
— Мне до сих пор его не хватает.
— Я понимаю вас, поверьте. — Все-таки это был очень странный разговор, учитывая обстоятельства, при которых он происходил. А мораль всего этого такова: СТРЕМИТЕСЬ К СЧАСТЬЮ, РАЗМЫШЛЕНИЯ ОСТАВЬТЕ НА ПОТОМ.
Я посадил ее в машину. На пути к церкви мы не проронили ни слова.
На следующее утро после похорон Эдвард и я закончили посадку деревьев и кустарников. Когда мы копались в земле на солнцепеке, Эдвард время от времени поглядывал на меня, словно хотел убедиться, не отдам ли я концы на этой работе.
— Передохни, пап, — наконец не выдержал он.
— Я в прекрасной форме. Это тебе стоит передохнуть.
Мы с ним сели под каштаном и выпили минералки. Дети редко задумываются о смерти, и это естественно. Но когда они сталкиваются с ней, то не всегда воспринимают ее правильно. Некоторые просто отмахиваются от этого, некоторые становятся сентиментальными. Мы немного поговорили о смерти. Никаких открытий мы не совершили, но, по крайней мере, кое-что на эту тему было высказано вслух.
Эдварду повезло: все четверо его дедушек и бабушек пока живы. Впрочем, повезло, наверное, не самое удачное слово. Фактически похороны Джорджа Алларда были первыми в его жизни. Каролин в свои девятнадцать лет вообще ни разу не сталкивалась со смертью. Мне кажется, все мы в современном американском обществе воспринимаем смерть как нечто неестественное, поэтому кончина человека и горе его близких расцениваются нами как обман и нечестная игра.
— Смерть — это естественный этап существования, — сказал я. — Я бы не хотел жить в мире, в котором нет смерти, Эдвард. В прежние времена смерть называли последним воздаянием. Так оно и есть.
— Это я понимаю. Но как быть с теми случаями, когда умирают дети?
— Это труднее понять и пережить. У меня нет ответа.
Так мы и говорили о смерти. Родители-американцы чрезвычайно озабочены Первым Разговором с Детьми о Сексе — когда его следует начать, о чем надо сказать? Я думаю, родителям стоит уделять столько же внимания подготовке к разговору о смерти близких людей.
Мы закончили работу.
— Ты не против, если я завтра полечу обратно во Флориду? — спросил Эдвард.
— Вы хорошо проводите там время?
— Да.
— Тогда возвращайся. Как там девчонки?
— Ну… в порядке.
— Вас учили приемам безопасного секса в школе?
— Да.
— Может быть, у тебя есть еще вопросы на эту тему?
— Нет. Сыт по горло этими уроками.
— Возможно, ты хочешь узнать о приемах настоящего секса? — улыбнулся я.
— Конечно, — ухмыльнулся он. — Если тебе что-нибудь известно по этому поводу.
— Ладно, будь поаккуратней, шутник. — Кажется, я догадываюсь, откуда этот парень набрался таких шуточек.
Мы вернулись в дом, приняли душ и отправились на прогулку верхом. Эдвард — на Занзибар, я — на Янки. Когда мы ехали через поместье Белларозы, я спросил Эдварда:
— Ты когда-нибудь рассказывал мистеру Белларозе о моем намерении продать летний дом, чтобы рассчитаться с налогами?
— Нет. — Он удивленно посмотрел на меня. — С какой стати я стал бы ему говорить?
— Он от кого-то узнал об этом.
— Точно, что не от меня, — заверил Эдвард, а минуту спустя, сделав невольный намек, сказал: — Я видел картину, которую нарисовала мама. Потрясающе. А ты ее видел?
— Пока нет.
Мы ездили верхом до самых сумерек, затем встретились с Сюзанной в рыбном ресторане в Саунде и вместе поужинали. Поговорили об акуле, которую не удалось поймать, о подводной лодке, которую довелось увидеть, об ужине в «Дыре Бадди», который был и забавным, и грустным одновременно. Мы говорили о вещах, которые вскоре станут семейным преданием о лете перемен, развития и смерти.
На следующее утро я отвез Эдварда в аэропорт. Перед тем как он прошел за стойку, я пожал ему руку и долго провожал его взглядом, пока он не скрылся в толпе пассажиров.
Уильям и Шарлотта Стенхоп остановились в одном из коттеджей клуба «Крик», а не у нас дома, за что я сразу же возблагодарил Бога. Уильям решил воспользоваться приездом на похороны Джорджа, чтобы передать свои дела в штате Нью-Йорк.
По предложению Сюзанны сквайр Стенхоп договорился о встрече с Епископом из «Альгамбры». Они встретились сначала в «Альгамбре», затем прошли в Стенхоп Холл, прогулялись по его территории, попинали ногами кирпичи построек и ударили по рукам. Я при этом не присутствовал, но могу представить, как два эти старых сатира бодались рогами и рыли землю копытами в священной роще.
В тот вечер мы ужинали в Локаст-Вэлли вчетвером: Сюзанна с Джоном и Уильям с Шарлоттой. Уильям выбрал неплохой итальянский ресторан с хорошей кухней и умопомрачительными ценами. Отец Сюзанны обладает несомненным вкусом в выборе ресторанов, чего не скажешь о моих родителях. Но так как Уильям — мой клиент, предполагалось, что я отнесу двухминутный деловой разговор вместе с оплатой за весь ужин на счет нашей адвокатской конторы. Уильям всегда так поступает, хотя его сделки не принесли нам ни цента прибыли. Он даже ни разу не рассчитался со мной лично. Тем не менее я всегда плачу за эти ужины по своей кредитной карточке.
Итак, Уильям изложил суть своего дела.
— Джон, — сказал он, — твой сосед купил у меня не только дом, но и всю усадьбу. Контракт мы составим завтра утром. Два миллиона он дает в качестве задатка, остальные восемнадцать — после оформления документов. Я приеду в твой офис в Локаст-Вэлли к десяти часам утра, и мы обговорим все детали. Его сторону представляет контора «Купер и Стайлз» из Глен-Ков. Ты их знаешь, так что проблем тут быть не должно. Давай постараемся обделать это дельце за пару недель. Деньги у него есть. К чему ждать? Сразу же сообщи в налоговую службу, чтобы они сняли мою недвижимость с аукциона. Деньги к ним поступят примерно через месяц. Это надо сделать в первую очередь. Потом позвони Куперу и Стайлзу и скажи, что уже завтра во второй половине дня они получат контракт. Я хочу, чтобы они ознакомили с ним своего клиента буквально на следующий день. Пусть не тянут волынку. Целая Японская империя была сдана после подписания документа размером в одну страничку.