Фейт вздрогнула, поскольку неожиданно поняла, что хочет того же. Но в следующий момент Говард иронически улыбнулся и добавил:
– Однако если я подчинюсь своему страстному, но порочному желанию, ты, боюсь, навсегда исчезнешь из моей жизни, чего мне очень не хотелось бы. Вот тебе и пример запрета, которому я вынужден подчиниться, нравится мне он или нет.
Принесли десерт.
– Прими мои самые искренние соболезнования, – вежливо сказала Фейт, изо всех сил стараясь скрыть как вызванный признанием Говарда шок, так и сменившее его облегчение.
Он рассмеялся и взял в руку десертную ложечку.
– Приятного аппетита!
Кажется, пронесло, с благодарностью подумала Фейт. Только что испытанное физическое желание нахлынуло так внезапно и было столь мощным, что она все еще внутренне дрожала. Впрочем, внезапно ли? Теперь она не могла не признаться, во всяком случае себе самой, что Говард всегда привлекал ее физически, а определенные запреты, связанные с присутствием в ее жизни Льюка, теперь утратили свою власть.
Кроме того, приятно было сознавать, что Говард высоко ее ценит, что он на ее стороне, что он поддержал ее против Льюка и против обеих – беременной и пока вроде не беременной – блондинок.
Однако вступить с боссом в сексуальную связь Фейт считала сумасшествием.
Она стала бы одной из очень многих – очередным маленьким приключением Говарда, но, главное, как, скажите на милость, они работали бы вместе после того, как все закончится? А в том, что все закончилось бы очень быстро, Фейт не сомневалась.
К тому же на самом деле она вовсе не хотела оказаться с Говардом в постели. Просто сегодня все так сложилось: вначале он отнесся к ней с сочувствием и пониманием, а потом повел дело так, что вместо отверженной жертвы она вдруг почувствовала себя желанной победительницей. Простое стечение обстоятельств и ничего больше. Ухе завтра все будет восприниматься совсем иначе, и Говарду следовало бы и самому это понимать.
Фейт отложила ложечку и тут только сообразила, что проглотила десерт, даже не разобрав вкуса. Такое изысканное лакомство пропало зря, подумала она с сожалением. Море упущенного удовольствия!
Она вдруг заметила, что Говард внимательно ее рассматривает, наверное давно, и у нее вдруг возникло абсурдное подозрение, будто он читает ее мысли. Решив, что пришло время сменить обстановку, Фейт демонстративно посмотрела на часы и с испугом вскричала:
– Боже милостивый! Время ланча уже почти истекло! Нам, наверное, пора, Говард.
Он тоже взглянул на свои часы и удивленно поднял брови.
– Ты права. Тем более что на обратном пути нам еще нужно заехать к Алексу подписать бумаги. – Знаком он попросил счет. – Но вообще-то мы сегодня и так неплохо поработали.
– По-моему, мы только и делали, что сачковали, – рассмеялась Фейт.
– Всему свое время и свое место, – оптимистично ответил Говард.
И сейчас не время и не место… пока еще… для того, что ты задумал.
Фейт попыталась прогнать эту мысль, но безуспешно.
– Я только зайду в дамскую комнату, – сказала она, вставая.
– Хорошо, я подожду тебя в холле.
Когда она вышла из дамской комнаты, Говард лениво прохаживался по холлу с видом человека в высшей степени довольного жизнью, и Фейт подумала, что пока у нее к нему, строго говоря, не может быть никаких претензий. Он ни к чему ее не принуждал и не торопил – без соответствующего поощрения с ее стороны, во всяком случае. Так что рядом с ним она могла чувствовать себя в полной безопасности, пока не потеряет голову сама.
– Спасибо за чудесный ланч, Говард, – поблагодарила Фейт, когда они подходили к машине.
– Мне тоже очень понравилось.
Надо думать! – хмыкнула про себя Фейт.
Смеющееся и вместе с тем обещающе-выжидательное выражение глаз Говарда не оставляло в том никаких сомнений. Жизнь для этого человека была вечной борьбой, и сейчас он как раз вступил в новую схватку. Когда Говард открывал для Фейт дверцу машины, вид у него был такой, словно она уже ему принадлежит.
Что никак не соответствовало действительности. Ибо благодаря Льюку Фейт была женщиной свободной духом.
Почему-то она подумала, что любовная интрижка с Говардом должна быть похожа на суфле: масса удовольствия, за которым нет ничего. Или – почти ничего.
Секс без любви.
Забудь об этом, сказала себе Фейт. Забудь и не вздумай на что-то надеяться, а тем более – о чем-то сожалеть.
Вечером, вернувшись домой, Фейт изо всех сил старалась сохранить радостное и оптимистичное настроение. Еще утром она боялась, что звенящая пустота квартиры, которую она так долго делила с Льюком, захлестнет ее новой волной депрессии. Теперь все изменилось, скоро эту квартиру покинет и она.
Один период ее жизни стремительно уходил в прошлое, начинался новый, и прожить его Фейт собиралась со всем возможным удовольствием.
Она как раз составляла список дел, связанных с предстоящим переездом, когда зазвонил телефон. Ни малейшего желания брать трубку у Фейт не было.
Звонить могли Льюку, и тогда ей придется в очередной раз кому-то все объяснять, заново переживая случившееся. И хотя ни горя, ни унижения она уже, по правде сказать, не испытывала, разговаривать на эту тему не стремилась.
Когда звонки наконец прекратились, Фейт облегченно вздохнула. Наверное, она поступила трусливо, но уж очень хотелось, чтобы ее оставили в покое, перестав напоминать о том, чего при всем желании не исправишь, тем более что и желания такого у нее больше не было.
В покое ее не оставили, и в течение следующего часа телефон дребезжал почти непрерывно. Фейт уже начала подумывать, не снять ли трубку и не положить ли рядом с аппаратом, но потом сообразила, что тот, кто добивается ее с такой настойчивостью, может позвонить и в телефонную компанию.
Так что пришлось-таки отозваться.
– Фейт Шерман слушает! – раздраженно буркнула она в трубку.
– Слава Богу! А я уже начала за тебя беспокоиться, Фейт. Это Дениз Пейтон.
Дениз! Фейт невольно поморщилась. Вот уж с кем ей сейчас хотелось общаться меньше всего.
– Когда Сэм пришел с работы и рассказал, что выкинул Льюк, я сначала даже не поверила, – захлебываясь от восторга, верещала Дениз. – Потом представила, каково тебе сейчас, бедняжке, и…
– У меня все прекрасно, – остановила ее Фейт, содрогнувшись от обрушившейся на нее лавины фальшивого сочувствия.
Или – лавины интереса, если точнее. Смысл и высшее наслаждение жизни Дениз Пейтон составляли сплетни, и особого удовольствия Фейт ее общество никогда не доставляло. Муж Дениз Сэм работал вместе с Льюком на телестудии, и оба они помешались на своих камерах настолько, что даже на отдыхе ни о чем другом не говорили.
– Ты уверена? После того как ты все это время не брала трубку…
– Я только что вошла, – солгала Фейт.
– О-о-о! А мне тут такое пригрезилось… Ты просто не представляешь, как я рада, что ты не…
– Не перерезала себе вены? – неприязненно подсказала Фейт. – Уверяю, этого у меня и в мыслях не было. Тоже мне несчастье!
– Я вовсе не это хотела сказать, – несколько обескураженно отозвалась Дениз. – Но когда я узнала… – В ее голосе снова зазвучало воодушевление. Бедняжка, как тебе сейчас, должно быть, плохо! Ты не представляешь, сколь глубоко я тебе сочувствую! И как только Льюк мог так с тобой поступить! Мало того что он тебе изменил, но сделать другой женщине ребенка, да еще и вознамериться жениться на ней, после всех этих лет, что вы были вместе…
Фейт заскрежетала зубами. Дениз сумела-таки разбередить ее рану.
– Это просто ужасно! – продолжала та. – Хотя лично я никогда не одобряла так называемые гражданские браки. Тебе следовало нажать на Льюка и заставить жениться, дорогая. Это единственный надежный способ держать мужчин в узде.
Неподражаемое самодовольство замужней леди! Удивляясь самой себе, Фейт проявила выдержку и не стала напоминать, что статистика разводов идет вразрез с последним утверждением Дениз.