— Я бы вошел, да собака у входа.
— А вы переступите через нее.
— Она не тронет?
— Добрых людей она не трогает.
Набравшись храбрости, Тимар перешагнул через лежащего стража, который даже не шевельнулся, только вильнул хвостом, как бы в знак приветствия.
Вступив на веранду, Тимар увидел перед собой две двери, одна была открыта и вела на кухню, выдолбленную в скале. Там стояла женщина с ситом в руках и трясла им над очагом. Не трудно было догадаться, что женщина не ворожит над очагом, а всего-навсего жарит кукурузные зерна. Прервать это занятие даже ради гостя нельзя, — иначе все испортишь!
Жареная кукуруза — излюбленное лакомство на венгерской земле, и вряд ли кому-нибудь нужно объяснять, что это такое. Между прочим, несколько лет назад на Нью-Йоркской промышленной выставке жюри присудило золотую медаль одному янки, который «изобрел» в Америке способ приготовления жареной кукурузы. Известное дело, разве американцы уступят кому-нибудь приоритет?..
Жареная кукуруза — благословенное блюдо. Ешь ее, ешь — и никак не наешься: вроде бы, кажется, сыт уже, ан нет, опять есть хочется…
Женщина, искусно орудовавшая у очага, оказалась высокой, стройной и статной шатенкой, со строгим выражением плотно сжатых губ, но добрым и дружелюбным взглядом. По лицу, обветренному и загорелому, ей можно было дать лет тридцать. Одевалась она не так, как крестьянки здешних селений: на ней не было ничего пестрого, кричащего, и вместе с тем одета она была очень просто.
— Входите же, сударь, входите, присядьте! — приглашала она.
Голос у нее был глубокий, грудной и удивительно спокойный. Ссыпав белые пузыристые зерна поджаренной кукурузы в плетеную корзинку, хозяйка предложила отведать кушанье. Затем, подняв кувшин с пола, подала его гостю со словами:
— Это свежий вишневый сок, отведайте, пожалуйста.
Тимар сел на плетеный стул, который придвинула ему хозяйка; ему никогда не приходилось видеть таких стульев — он был искусно сделан из прутьев. В это время черный пес встал, потянулся и уселся напротив пришельца.
Хозяйка бросила горсть жареных зерен псу, который, не дожидаясь особого приглашения, захрустел ими. Его примеру последовала и кошка, но клейкие зерна пристали к ее острым зубам. Вполне удовольствовавшись первой пробой, она нетерпеливо подняла переднюю лапу, словно хотела взобраться куда-то. Наконец кошка вспрыгнула на печь и с любопытством уставилась оттуда на некрашеный глиняный горшок, стоявший на очаге: в нем кипело, вероятно, более аппетитное для нее кушанье.
— Удивительный пес! — сказал Тимар, указывая на черного ньюфаундленда. — Такой спокойный, даже ни разу не зарычал на меня.
— Добрых людей он не трогает, сударь. И не лает, когда чувствует, что чужой пришел с добрыми намерениями. Но не дай бог явиться вору! Пес учует его с другого конца острова, и тогда уж вору несдобровать! Он очень сильный. В прошлую зиму к нам по льду пришел волк и позарился на наших коз. Минута — и волк был задушен. Вон на полу его шкура. А друг может на псе хоть верхом кататься: тот даже не огрызнется.
Тимару было приятно, что его приняли за друга. Задержись в его кармане несколько золотых монет после сделки в Оршове, он, возможно, не чувствовал бы себя так уверенно в присутствии громадного ньюфаундленда.
— Откуда вы, сударь, и с чем пожаловали?
— Прежде всего прошу прощения, что нагрянул к вам так внезапно. Мое судно отнесло ветром от противоположного берега, и я вынужден был искать защиты у южного мыса.
— Да, ветер сильный, слышно даже отсюда.
И действительно, сквозь густые заросли с Дуная доносилось завывание ветра.
— Нам придется переждать непогоду на якоре в бухте. Но у нас кончилась провизия, и я высадился на берег, чтобы найти жилье и купить за хорошую цену чего-нибудь съестного.
— Я могу дать вам кое-что, сударь. И плату приму, так как живу этим. В доме найдется козье мясо, кукурузная мука, сыр, фрукты. Берите что угодно. У меня часто берут фрукты торговцы из окрестных сел, ведь мы — садоводы.
(Тимар пока не видел здесь других людей, но, судя по тому, что хозяйка говорила «мы», она жила здесь не одна.)
— Благодарю вас, сударыня, это как раз то, что мне нужно, я пришлю сюда рулевого с матросами, и они перенесут провизию на судно. Скажите, сударыня, сколько будет стоить провизия для семи человек на трое суток?
— Не доставайте кошелек, сударь, деньги мне не нужны. Что с ними делать на этом острове? Еще, чего доброго, нагрянут разбойники — и за деньги поплатишься жизнью. А так все вокруг знают, что у нас ни гроша не найдешь, хоть переверни все вверх дном — поэтому мы и спим спокойно. Торговлю мы ведем только на обмен. Я снабжу вас фруктами, воском, медом и целебными травами, а вы дайте мне взамен пшеницы, соли, холста на платье и что-нибудь из посуды или из железных изделий.
— Как в Австралии?
— Совершенно верно.
— Согласен, сударыня. На нашем судне есть и пшеница и соль… Если вы доверяете мне, я подсчитаю, сколько будет стоить то, чем вы нас снабдите, и на такую же стоимость пришлю вам товаров. Я вас не обману.
— Не сомневаюсь, сударь.
— Но у меня есть к вам еще одна просьба. На моем судне едет господин с дочерью — молодой девушкой. Она не привыкла к корабельной качке и заболела. Не предоставите ли вы моим пассажирам приют для ночлега, пока не утихнет буря?
Хозяйка очень спокойно отнеслась к его просьбе.
— Милости прошу, сударь! Вы видите, у нас две комнаты: в одной из них поместимся мы, а другую предоставим тому, кто нуждается в крыше над головой. Особых удобств у нас, правда, нет, но зато спокойно. Если и вы захотите здесь переночевать, могу предложить вам сеновал, — ведь моряки народ не привередливый.
Все время Тимар мучился догадкой, пытаясь понять, куда он попал и кто эта рассудительная женщина. Очаг в скалистой пещере, уединенный, утопающий в зелени дом, неведомый пустынный остров — все было так таинственно и необычно, что Тимар в конце концов отказался от всякой попытки разобраться в этом.
— Спасибо вам, сударыня, на добром слове. Ну, я поспешу на судно и вернусь со своими пассажирами.
— Очень хорошо. Только идите другим путем, не тем, каким шли сюда — а то там топь и колючки, барышне будет трудно пробираться. Тут есть другая тропа — к берегу и вдоль него. Правда, тропка заросла травой — по ней мало ходят, но все-таки она удобней. Сейчас вас проводят к тому месту, где вы оставили свою лодку, а когда вернетесь со своими людьми, то причалите ближе к дому. Альмира!
Тимар оглянулся, чтобы увидеть, откуда, из какого уголка дома или сада выйдет та, которую зовут Альмирой, — его проводница. Но тут черный ньюфаундленд встал и начал с такой силой ударять хвостом в открытую дверь, словно бил в барабан.
— Ну, Альмира, проводи господина к берегу! — сказала ему женщина, а ньюфаундленд что-то проворчал и, схватив зубами край плаща Тимара, потянул гостя за собой.
— Ах, вот она, моя проводница! Я весьма признателен вам, мадемуазель Альмира! — смеясь, проговорил Тимар, беря шапку и ружье. Еще раз горячо поблагодарив хозяйку дома, он вышел вслед за собакой.
Не выпуская из зубов край плаща, Альмира бежала рядом, дружелюбно поглядывая на гостя и указывая ему дорогу между фруктовыми деревьями, где надо было ступать осторожно, чтобы не раздавить опавшие сливы.
Белая кошка тоже не отставала от них; ей, казалось, было любопытно, куда поведет Альмира незнакомца. То забегая вперед, то отставая, кошка то и дело исчезала в пышной, густой траве.
В конце сада откуда-то сверху послышался вдруг звонкий оклик:
— Нарцисса!
Голос был девичий, в нем слышались легкий укор, ревность и больше всего застенчивость.
Тимар огляделся: ему хотелось выяснить, кому принадлежит этот обаятельный голос и к кому он обращен?
Впрочем, о последнем он сразу догадался: белая кошка метнулась в сторону и, подняв хвост трубой, помчалась напрямик к ветвистой груше, за стволом которой мелькнуло белое платье. Но рассмотреть, кто скрывается за деревьями, Тимару не удалось: послышалось грозное ворчание пса, означавшее, по-видимому, на языке четвероногих «нечего подсматривать». Чтобы плащ не остался в зубах ньюфаундленда, он вынужден был следовать дальше за своим поводырем.