Он переступил через каменный порог и от удивления застыл. Такое зрелище не могло привидеться даже во сне, в самом прекрасном, сказочном сне. Он стоял на узкой площадке, а внизу искрилось и переливалось «бездонное озеро» золотых самородков. Искусственный грот, освещали всё те же гномьи светильники, в которые перетекло горящее масло из западного туннеля, а отполированный кварцевый потолок отражал и усиливал этот свет. Огонь в светильниках быстро нагрел воздух, и теперь в сокровищнице было жарко как в печке.
– Сколько же его здесь? – Всебор судорожно сглотнул и засунул за пояс пистолет. – И как получилось, что навь все эти сокровища не забрала?
К золоту вела железная винтовая лестница, и Всебор не колеблясь, бросился вниз. Странное чувство овладело его сознанием. Он вдруг ощутил себя единственным хозяином баснословного богатства, и прежние сомнения рассеялись как утренний туман. Жадность, непроходящая человеческая жажда обладать преимуществом и ни с кем не делиться, затмила разум. Он бессмысленно глазел на золото, дурашливо хохотал и издавал нелепые бессвязные звуки.
– Я богат! – хрипя, выкрикнул он. – Чёрта с два вы теперь заставите меня работать.
Он зачерпнул пригоршню золотых комочков и, швыряя их словно гальку в воду, начал пританцовывать. Ему стало казаться, что из недр пещеры доносится весёлая музыка, и что несколько залихватских голосов выводят куплеты старой кабацкой песни о счастливых деньках.
– Плевать я хотел на всех, – изрёк Всебор. – Куда до меня этим спумарийским дворянам, с их свинским образом жизни.
Всебор жадно пожирал глазами необъятную кучу золота и не мог нарадоваться. Ему и в голову не приходило, что не хватит целой жизни, чтобы перенести хотя бы часть этих сокровищ к выходу из Тиаберии. Неистово стучало сердце, во рту пересохло, по лицу струился пот. Со звериным криком он подпрыгнул и, разбежавшись, пнул самый крупный самородок ногой. Мириадами искр в разные стороны разлетелся золотой песок, самородок глухо звякнул, перекатился и, осыпая золотую крупу, оголил покрытый жёлтой пылью череп. Страшный, оскалившийся белыми зубами осколок жизни, который напомнил о чужом существовании и мигом развеял наваждение.
– Пр-р-роклятье! – Всебор сморщился и схватился обеими руками за голову. – Что это со мной было?
Перед глазами поплыли круги, голову сдавило словно обручем, а во рту появился привкус тлена. Он вдруг ощутил весь страх, всю боль, которую когда-то давно испытал тиабериец, чьи останки лежали в ненужной никому куче металла. От напряжения ноги подломились, и Всебор растянулся на горячем золотом ковре.
– «Эти сокровища принесли гномам погибель, – подумал Всебор. – Их жадности не было предела, и они предпочли бездушный металл спасению собственных жизней».
Он с трудом дотянулся до фляги и, сорвав пробку, глотнул тёплой воды.
– Глупец! – прошептал он. – Как я мог купиться на этот фокус. Проклятый призрак, не только прочёл мои мысли, он знал наперед, чем всё может закончиться.
Несколько минут он просто лежал и приходил в себя. Все события, все странности, свидетелем которых он стал за последний месяц, заставили его задуматься о собственной жизни, но эти мысли почему-то возникли только сейчас, в этом жутком, далёком от остального мира, месте.
Потусторонний шёпот не прекращался ни на минуту, и Всебору стало казаться, что всему виной золотой череп. Он медленно встал на ноги и подошёл ближе. В одной глазнице, словно остекленевшее око, лежал круглый самородок.
– Досталось тебе приятель, – прошептал Всебор. – Не хотел бы я оказаться на твоём месте.
Он опустился на колено и разгрёб золото вокруг черепа, потом, словно подчиняясь чужой воле, вытащил из глазницы самородок и швырнул его в сторону.
– Думаю, ты со мной согласишься? – добавил он. – Так намного лучше.
И в это же мгновение шепчущий голос замолк. Всё прекратилось, будто ничего и не было. До слуха доносился только треск раскалённого масла, да гул от вырывавшегося через туннель горячего воздуха. Всебор огляделся по сторонам, улыбнулся. Он ещё раз посмотрел на мёртвую голову тиаберийца и неожиданно заметил кончик, сверкнувшего серебром клинка. Должно быть, оружие лежало под черепом и, Всебор его просто не заметил, когда убирал самородки.
– Не возражаешь, если посмотрю?
Он аккуратно убрал череп в сторонку и запустил руку в звенящую золотую массу. Пальцы сразу же нащупали рукоять и рефлекторно сжались на холодном металле…
Такой великолепной работы ему ещё никогда не доводилось видеть. Сабля, выкованная гиперборейскими кузнецами, лежала в ладони, будто была сработана именно под него, он ощущал её тяжесть и в то же время поражался насколько легче, она была по сравнению с клинками Броля. Серебряная отделка эфеса, обтянутая шагреневой кожей рукоять. Это оружие поражало изяществом и одновременно аскетичностью.
Всебор улыбнулся, вынул из ножен свой ржавый тесак и, размахнувшись, бросил его в дальний угол.
– Подарок достойный героя, – рассматривая гиперборейскую саблю, проговорил он. – И кто знает, достоин ли этого подарка я.
Глава 12
– Вот значит где наш приятель! Мы его ждём, а его всё нет и нет!
Голос Броля эхом разнёсся по сокровищнице. Всебор вздрогнул, запрокинул голову и смущённо посмотрел на своих товарищей.
– Золото! – визгливо закричал Зубастик. – Боги Спумариса, вы услышали мольбы несчастного Жиля. Наконец-то закончились мои мучения.
– Как много! – изумлённо протянул Клут. – Ни одному эльфу не доводилось столько видеть. Ни одному…
– Так что же мы стоим!? – завопил Палько. – Давайте скорее делить, дурни вы этакие.
Громыхая подошвами ботинок, все четверо бросились по ступеням вниз. Жадность и стремление поскорее добраться до вожделенной кормушки затмили рассудок и им. А Всебор смотрел на своих товарищей и не мог поверить, что несколько минут назад сам напоминал сумасшедшего, в глазах которого пылал ненасытный огонь безумия.
Теперь-то ему было стыдно, а золото, которое так долго влекло, не вызывало ничего кроме отвращения. Он ещё не осознавал этой перемены, но сила, заставившая взглянуть на мир другими глазами, уже изменила его, освободив разум от первородного зла.
– «За такое зрелище можно и деньги брать, – подумал Всебор. – Если показывать в ярмарочном балагане».
Он отошёл в сторону, когда жадные эльфы и его стародавний приятель начали набивать карманы золотым песком и самородками.
Вечно мрачный и суровый Клут смеялся, как помешанный и выбирал самые крупные, Палько и Жиль дрожащими от жадности руками распихивали золото всюду куда могли, и даже Громила, которого нельзя было заподозрить в несдержанности, уже успел заполнить самородками свой походный мешок.
– Чёрт! Я набил карманы так, что не могу двигаться, – пожаловался Жиль. – А ты чего стоишь? Помогай!
Зубастик, раскрасневшийся от напряжения, возмущённо уставился на Всебора.
– Хочешь, чтобы я за тебя всё тащил? – Жиль выпятил губу и угрожающе нахмурил брови. – Не выйдет! Своим золотом я с тобой делится, не стану.
– Глупец! – рассмеялся Палько. – Когда другие хватают, он стоит и смотрит.
Эльф хохотнул и под тяжёстью ноши завалился на бок.
– Какое же оно тяжёлое, – пробурчал он. – Вот ведь зараза, много и не утащишь.
Клут стоял в отдалении и кряхтел, пытаясь взвалить на плечи трещавший по швам рюкзак. Но когда ничего не получилось, он пальцем поманил Всебора.
– Давай, приятель! – помоги старине Клуту. – Ты, я вижу, ничего себе не выбрал, кроме гиперборейской железки.
Всебор пожал плечами, вложил саблю в ножны и, молча подошёл к толстяку.
– Эй! Почему это он должен тебе помогать? – возмутился Палько. – Ты старый, и золотишка тебе столько не надо. Отсыпь слегка, и станет полегче.
– Пошёл к чёрту, Палько! – огрызнулся Клут. – Я первый его позвал.
– Вы оба придурки! – закричал Зубастик. – Он мой друг, а не ваш. И помогать будет мне!
– Я тебя покалечу! – зарычал Палько. – Тупой, вонючий, зубатый, оборванец.